– О! Ужасно! Очень жутко!
– Если случайно или намеренно, малейшее сияние холодных лучей луны упадет на твои безжизненные останки, ты снова встанешь и будешь одной из нас, ужас для тебя и горе для окружающих.
– О! Я исчезну отсюда, – сказала Флора. – Надежда на избавление от такой жуткой и страшной судьбы заставит меня поспешить. Если бегство может спасти меня, бегство из поместья Баннервортов, я не успокоюсь пока нас не будут разделять континенты и океаны.
– Это хорошо. Сейчас я могу спокойно порассуждать с тобой. Еще несколько коротких месяцев и я начну чувствовать вялость смерти, ползущей по мне, и тогда в мозгах появится безумная страсть, которая, даже если ты будешь скрыта за тройными стальными дверьми, будет опять побуждать меня искать твою комнату, опять поймать тебя в мои объятия, опять высасывать из твоих вен средства к продолжению жизни, опять заставлять эту твою душу дрожать от ужаса.
– Мне не нужны стимулы, – сказала Флора с дрожью, – то, что ты уже рассказал, это меня и без того подгоняет.
– Ты убежишь из поместья Баннервортов?
– Да, да! – сказала Флора, – пусть будет так. Эти хоромы сейчас для меня омерзительны, потому что заставляют вспоминать сцены, происходившие в них. Я попрошу своих братьев, свою мать, всех уехать. И в каком-нибудь дальнем краю мы найдем безопасность и укрытие. Там мы научимся думать о тебе больше с жалостью, чем со злобой, больше с сожалением, чем с упреком, больше с удивлением, чем с ненавистью.
– Да будет так, – сказал вампир. И он сомкнул свои руки, выражая благодарность, что он смог сохранить спокойствие хотя бы одной, которая, вследствие его действий была в полном отчаянии. – Да будет так, и даже я буду надеяться, что эти чувства, которые побудили даже такое жалкое и такое изолированное существо как я постараться принести мир одному человеческому сердцу, будет оправдывать меня перед Небесами!
– Они будут, они будут, – сказала Флора.
– Ты так думаешь?
– Конечно, а я, в таком случае, буду молиться за тебя.
Вампир, по-видимому, был сильно тронут. И тогда он добавил:
– Флора, знаешь, это место было сценой катастрофы в летописи вашей семьи, которую страшно вспоминать.
– Да, – сказала Флора. – Я знаю на что ты намекаешь. Это всем известно, грустная тема для меня, с которой я не могу ничего поделать.
– Я не буду действовать на тебя удручающе этим. Твой отец здесь, на этом самом месте, исполнил тот отчаянный акт, который привел его не званного на суд Божий. Я очень сильно, дико удивляюсь таким вещам. Ты вознаградишь за то добро, которое я пытался сделать тебе?
– Я не знаю что ты имеешь в виду, – сказала Флора.
– Чтобы быть более точным, тогда, ты помнишь тот день, когда твой отец дышал в последний раз?
– Прекрасно помню, прекрасно помню.
– Ты видела его или разговаривала с ним недолго перед тем, как было совершен этот отчаянный акт?
– Нет.