Взревев, он стремительно нападает, взрывается, вот-вот разнесет кухню, останутся только гвозди… Все кастрюли уже разбросаны… все брызжет… растекается… звенит… Моя мать на коленях просит пощады у Неба… От сильного удара отлетает стол… и опрокидывается на нее…
«Беги, Фердинанд!» – успевает она мне крикнуть. Я прыгаю. И перебираюсь через кучу осколков и обломков… Он трясет пианино, которое заложила одна клиентка… Он уже невменяем. Забирается на него ногами, клавиатура трещит… Теперь очередь моей матери, он принимается за нее… из своей комнаты я слышу ее вопли: «Огюст! Огюст! Отпусти меня!..» А потом короткий всхлип…
Я спускаюсь на несколько ступенек, чтобы посмотреть… Он тащит ее вдоль перил. Она цепляется за него. Сжимает ему горло. Это ее спасает. Теперь уже он старается высвободиться… Опрокидывает ее. Она летит кувырком… Со ступеньки на ступеньку… Раздаются шлепающие звуки… Внизу она пытается подняться… Тогда он уходит… Выходит из магазина на улицу… Наконец ей удается встать… Она опять идет в кухню. Волосы у нее в крови. Моется над раковиной… Плачет… Задыхается… Подметает осколки… В таких случаях он возвращается поздно… Снова воцаряется спокойствие…
* * *
Бабушка понимала, что мне нужны развлечения, что нездорово все время сидеть в лавке. Ее просто тошнило от глупостей, которые постоянно выкрикивал мой бесноватый отец. Она купила щенка, чтобы я мог немного поиграть, ожидая покупателей… Я обращался с ним, как отец со мной. Я отвешивал ему удары, когда мы оставались одни. Он забивался под шкаф и скулил. Потом приползал просить прощения. Он делал это точно так же, как я.
Но мне не доставляло удовольствия бить его, мне тогда больше нравилось его целовать. Потом я начинал его тискать. Он вырывался. Он ходил с нами везде, даже в кино на утренние сеансы по четвергам. Платила, конечно, Бабушка. Мы смотрели по три сеанса подряд. Цена была за любое место одна и та же – франк. В полной тишине, без разговоров, без музыки, без слов, только шум мотора. Потом опять сначала… Мы уставали до такой степени, что могли только спать и видеть сны. И снова увидеть «Путешествие на Луну»[24]… Я и сейчас помню его наизусть.
Часто летом на первом сеансе мы были в зале одни. Каролина и я. В конце билетерша давала нам знак, что пора уходить. Я будил собачку и Бабушку. Потом мы пробирались сквозь толпу, Бульвары и сутолоку. Каждый раз мы опаздывали. И приходили совсем запыхавшимися.
«Тебе понравилось?» – спрашивала меня Каролина. Я ничего не отвечал, я не любил такие вопросы. «Скрытный ребенок», – говорили обо мне соседи…
Когда мы возвращались, на углу Пассажа она покупала для меня у торговки «Занимательные приключения с картинками»[25]. Она прятала их себе в штаны, под три толстые юбки. Отец не хотел, чтобы я читал всякую чушь. Он говорил, что это сбивает меня с толку, не готовит к жизни, лучше бы я учился грамоте по серьезным произведениям.
Мне