Так что когда, наконец, Спутники начали требовать от Татьяны какой-то деятельности, решив, что пора ей прекращать баклуши бить, когда начали постоянно твердить, что отпуск её, дескать, чересчур затянулся, она вовсе не спешила эту деятельность возобновлять. Память о том, во что ей эта деятельность обычно обходилась, была слишком ярка и свежа…
Видя, что Татьяна опять объявила забастовку и убедившись, что она упорно не желает внимать вразумлениям и возвращаться к активной деятельности, вскоре Спутники сделали вид, что именно такого развития событий и ожидали. (А, может, и ожидали?)
Переждав несколько дней, они нежными и сладкими, как у сирен, голосами начали звать Татьяну… в гости!
– Вздумали тоже, в гости! – возмутилась Татьяна. – Мало того, что вы тут круглые сутки, чуть ли не с дня моего рождения, что постоянно и всегда караулите меня, как какого-то острожника, причём вас тут тьма, и я ещё должна в гости к вам ходить?!!
– Мы просим тебя!
Лучше пропустить все те пласты разнообразных возражений, которыми Татьяна пыталась отказаться, раз и навсегда отклонить приглашение, неизвестно чем (или, наоборот, прекрасно известно?) для Татьяны чреватое. Факт – Татьяна яростно отказывалась двигаться с места.
Ведь в её взаимоотношениях со Спутниками ничего не изменилось и ей, несомненно, чтобы сделать хотя бы шаг в их измерении, пришлось бы снова взламывать все те бастионы и укрепления, в которые её постоянно замуровывали. Это трудно, граждане! До такой степени трудно, что все прошлые выходы Татьяны из кокона, в котором она неизменно оказывалась наутро, оставили в ней стойкое яростное отвращение к любому предложению пошевелиться.
– Но ты должна!
– Интересно, а вы мне должны хоть что-нибудь? Взамен употреблённой на свой вкус моей жизни? Ведь я же не жила, как нормальные люди живут! Никогда не жила! Я даже читала не то, как правило, и не тех, кого читала бы по своему выбору. Конечно, на подбор вами авторов для моего чтения я пожаловаться не могу, авторы, в подавляющем большинстве, прекрасные, но я до них, быть может, пришла бы в иное время и испытывала бы что-нибудь иное. Ведь посмейте только утверждать, что не руководите моими эмоциями!!!
Спутники промолчали. А что они могли сказать, когда факт налицо: и плакала, и смеялась Татьяна всю жизнь исключительно по их произволу. Иногда настолько явно по их произволу, что только после того, как, заметив, что из неё в прямом смысле давят слезу, она возмущалась и просила прекратить. А ведь по естеству своему она была далеко не плаксивой, а если и пускала слезу, то одну-две. Рыдать же ей за всю жизнь пришлось всего несколько раз и по очень серьёзным поводам –