быть, он разорвал бы меня на части и я бы умерла, но умерла… довольной! О, как бы я была счастлива в этот момент. Если бы он вставил свой громадный член в мою маленькую conin! Даже если бы он доставил мне боль, то полученное наслаждение сделало бы эту боль сладостной! Я бы его держала в моих руках, я бы его тесно сжимала, и он бы меня нежно обнимал, я бы оставила на его ярко-красном рте тысячу воспламенённых поцелуев, я щедро поделилась бы этими поцелуями с его глазами, его красивыми черными глазами, полными огня и страсти. О, Боже, какое наслаждение! Уверена, Кристап ответил бы на мой порыв такой же огненной страстью, и стал бы на всю жизнь моим идолом! Да, я бы его обожала и боготворила, красивый мальчик заслужил это. Наши души смешались бы, они соединились бы на наших жгучих губах. Ах! Дорогой Кристап, почему ты не здесь? Какое наслаждение! Любовь была изобретена для нас, мы бы предавались всем оттенкам наслаждения и способам любви, что страсть внушила бы мне. Но, увы! Разве может меня удовлетворить эта иллюзия, хоть и приятная? Я одна! Я в одиночестве, и, к тому же, эта боль, вцепившаяся в меня… я держу в моих руках лишь тень, призрак удовольствия, который только увеличивает моё отчаяние, лишь вдохновляет мои желания, не умея их удовлетворить. «Проклятый инструмент, – продолжила я, окликая godmiché, с бешенством забросив его на середину комнаты, – ты собираешься быть отрадой несчастной или нет? Мой палец в тысячу раз лучше, чем ты! И тотчас же я прибегла к его помощи, доставив себе столько наслаждения, что забыла о потере тех, что мечтала получить с godmiché. Голова моя упала на подушку, и утомлённая наслаждением, я заснула, думая о Кристапе.
Проснулась я следующим днем очень поздно. Сон ослабил мой влюбленный организм, но ничего не изменил в решении, принятом накануне – уйти из монастыря. Те же причины, которые меня побудили принять это решение, заставили меня предпринять ещё более решительные усилия для его выполнения. Я решила, что отныне я девушка свободная, и первый мой свободный шаг свободной девушки состоял в том, что я позволила себе поваляться в постели до десяти часов утра. Колокол часовни звонил напрасно, я не появилась на утренней молитве. Меня радовала та злость и досада, которую мое непослушание должно было вызвать у наших старух. В конце концов я встала с кровати и оделась, и чтобы не позволить себе отказаться от своих намерений, начала день с того, что порвала свою одежду пансионерки, дабы помешать моим обязательствам последовать за моим намерением, Я почувствовала, как сердце мое начинает легко дышать, мне показалось, что я только преодолела барьер, который стоял на моем пути к свободе. Но лишь только я зашла в свою комнату, как этот проклятый godmiché снова предстал перед моими глазами. Его вид немедленно ввёл меня в оцепенение, я остановилась, взяла его в руки, и присев на кровать, принялась рассматривать этот инструмент. «Как же он красив! – говорила я, беря его с нежностью в руку, – как он длинен, насколько приятен на ощупь!»
