Поль поднял глаза. Горбовский медленно вынул из ушей репродукторы, осторожно положил их в кювету с раствором и некоторое время сидел, помаргивая и постукивая пальцами по поверхности стола. Лицо у него стало желчным.
– Поль, – сказал он, – вы давно здесь?
– Четвертый год.
– Четвертый год… А до вас кто был?
– Максим Хайроуд, а до него – Ральф Ионеско, а кто был до Ральфа – я уже не знаю. Вернее, не помню. Узнать?
Горбовский, казалось, не слушал.
– А чем вы занимались до Пандоры? – спросил он.
– Года два охотился, а до этого работал на мясомолочной ферме. На Волге.
Это не было похоже на беседу. Горбовский задавал вопросы таким тоном, как будто собирался пригласить Поля на работу.
– Поль, если это не секрет, как случилось, что вы сменили здесь Макса?
– Я работал у Максима старшим егерем. При нем здесь погибли двое туристов и один биолог, и он ушел. Меня назначили начальником по традиции.
– Это вам Макс сам сказал?
– Что именно?
Горбовский повернулся и посмотрел на Поля.
– Макс ушел потому, что… не выдержали нервы?
– Мне кажется, да. Он очень мучился. Со мной он, конечно, не говорил ни о чем подобном, но я знаю, что последнее время он не спал ночей. Каждый раз, когда кто-нибудь выходил на связь нерегулярно, он менялся в лице. Это я видел сам.
– Да-а… – протянул Горбовский. Потом он встрепенулся. – Что же это я тут расселся? Садитесь на свое место, Поль, а я сяду туда. Если вы меня не выгоняете, конечно.
Они поменялись местами. Несколько секунд Горбовский сидел в кресле для посетителей очень прямо и выжидательно смотрел на Поля, потом осторожно прилег.
– Лет пять назад, – сказал он, – мне пришлось участвовать в увлекательнейшей охоте. Мой друг Кондратьев… Вы слыхали о нем, конечно, он недавно умер… Кондратьев пригласил меня охотиться на гигантских спрутов. Не припомню, чтобы какое-нибудь другое существо вызывало у меня такое же отвращение и инстинктивную ненависть. Одного я убил, второго сильно покалечил, но он ушел. А спустя два месяца появилась хорошо вам, вероятно, известная статья Лассвица.
Поль сдвинул брови, пытаясь вспомнить.
– Лассвиц, Лассвиц… Хоть убейте, не помню, Леонид Андреевич.
– А я помню, – сказал Горбовский. – Вы знаете, у человечества есть по крайней мере два крупных недостатка. Во-первых, оно совершенно не способно созидать, не разрушая. А во-вторых, оно очень любит так называемые простые решения. Простые, прямые пути, которые оно почитает кратчайшими. Вам не приходилось думать по этому поводу?
– Нет, – сказал Поль улыбаясь, – боюсь, что не приходилось.
– А