И тут кончилась ее дорога. Она уперлась в достаточно крупное село. Маша обошла его стороной, с тем чтобы, как всегда, снова ступить на проселок. Но за окраиной простиралась пустошь, где паслось несколько коров и коз, и далее виднелся лес. От села большак шел на юг. Это было ей не по пути. Решила рискнуть и постучаться в крайнюю избу – расспросить дорогу и, если хватит духу (а куда деваться!), поклониться насчет картошки. Открыла незапертую калитку, подошла к крыльцу. С одной стороны двора находился хлев, с другой – дровяной сарай. Постучала в дверь, никто не откликнулся. Забарабанила в окно. Откуда-то из глубины избы послушались неясные звуки. За стеклом обозначилось лицо старухи. Оно недолго разглядывало Машу и исчезло. Скрипнула дверь, и на крыльце появилась хозяйка, старая, седая, босая. Маша стала объяснять ей, кто она, откуда и куда идет, малость заплутала и не знает, где Смоленск и где Москва.
– И! – всплеснула руками старуха. – Смоленск ты давно прошла стороной, он остался там, – она показала на юго-запад. – А Москва тама. – она повернулась в сторону выгона и чернеющего за ним леса. – Ежели по прямой. Но путей туда нет. Надо идти сначала по той дороге, – показала на южный большак, – потом верст через двадцать повернуть налево, и далее ты выйдешь на Минское шоссе. Но там, сказывают, немцы, стреляют, из пушек бабахают. Они уже в Смоленске.
Маша поняла – ей надо будет идти напрямую через лес. Такой вариант ее в ощем-то устраивал – и путь короче, и безлюдней. Но как быть с едой?
– А немцы здесь были? – спросила она.
– Были днями. Приехали со стороны Смоленска. Часть ухала туда, – старуха показала на север. – Другие повернули туда, откуда ты пришла. Сказывали, вылавливали наших красноармейцев. А когда пошли дожди, они с наших мест пропали. В селе нет германцев.
Старуха оглядела Машу с ног до головы.
– Да, издалека идешь, милая. И впереди путь у тебя не близкий, – покачала головой. – Молоко есть?
– Есть, бабушка. Да только маловато стало его. Сама плохо емши, стало быть, и молока меньше.
– Господи, старая, кормлю разговорами, – встрепенулась она. – Кислых щей отведаешь?
– Не откажусь, бабушка, – рот Маши наполнился слюной.
Хозяйка проворно побросала в летний очаг хвороста, взятого из большой кучи, разожгла огонь, из дому принесла чугунок со щами, поставила на плиту, села на крыльцо. Маша стащила с себя ранец, вытащила спящего Мишку, расстелила на крыльце рядом с хозяйкой одеяло и положила на него сына. Пока она ела пустые щи, которые ей показались верхом кулинарии, хозяйка делилась с ней своими горестями и заботами:
– Вот и двух моих сынов забрали в армию, – вздохнула она. – Они здесь же, только в разных концах села жили, со своими детишками, значится, моими внуками. У одного двое, у другого трое ребят. А насчет моих зятьев не знаю. Одна до�