И не востребована чаша…
Росли бы в небо города.
Для избранных апартаменты,
Друг другу разрезая ленты,
Все делят долю Господа.
VIII
Все делят долю господа,
Заев шампанское икрою.
Гламуру не до слез и крови,
Зачем они текут, куда…
Гламурный метросексуал,
Продукт столичности и денег,
Он и себя лишь ими ценит,
Держа улыбчивый оскал.
Не тяготит души работа,
Вся жизнь как праздник, как суббота,
Без тягот нравственных границ…
Фейерверк убогого мышленья,
Вульгарность – враг любых сомнений…
Не жизнь, а карнавальный блиц.
IX
Не жизнь, а карнавальный блиц,
В мельканье вспышек нет устоев,
Проходят карнавалы строем,
Но нет на них открытых лиц.
А можно ль от других скрывать
То, что само источник света…
В весельи не найти ответа,
Не селится в нем благодать.
Она в порыве покаянья,
И не помогут деньги, званья,
Постигнуть Истины печаль.
Пред самой главною дорогой,
Понять, что хоть грешили много,
Отец не может не прощать!
X
Отец не может не прощать!
Детей, вернувшихся из странствий,
Порой испуганных и странных…
Но ведь они же Его часть!
Он думает лишь об одном:
«Со мной сын на пути к спасенью,
День зимний станет вмиг весенним,
А прошлое забытым сном,
Когда вернется сын мой блудный,
Его грех станет неподсуден,
И будет посрамлен мой враг.
Хоть уж давно Денница изгнан,
Но всюду злобы его призрак,
А в блудных душах терпкий мрак».
XI
А в блудных душах терпкий мрак —
Гордыня не выводит к свету.
Одни укоры и наветы,
И скрыт от глаз спасенья знак.
В безверье можно лишь гадать,
Но и оракул тут бессилен,
Ведут от цели странствий мили,
Коль не живет в них Благодать.
И в Святки блюдце не поможет,
Гаданий путь трагично сложен,
Он всех заводит в никуда.
Cпросившим отвечают тени,
Селя в них новый рой сомнений,
Чтоб длилась мрака череда.
XII
Чтоб длилась мрака череда
Под блеск сияний фейерверка
В бардак распахнутые дверки.
Топились в водке, чтоб года…
Шампанское, аперитив,
Красивые на вид коктейли…
Влекут, чтобы мозги хмелели,
Чтоб Он не смог их пробудить.
И тело душу заглушает
Злом из пропитых полушарий,
Чтобы жила лишь злобой дня.
Закрыты мерности и выси.
До них ли злобно-пьяной мысли…
Но всходит Веры, вдруг,