Возвращение в Сары-Черек. Михаил Черемных

были тесно разложены постели. Возле домика, на солнце – небольшая скамейка, несколько табуреток. На земле две доски, заменяющие стол. Все садились, или ложились по-восточному, кругом, у этого стола, на который вскоре ставили большую чашу или тазик с традиционным кушаньем. Наиболее частым кушаньем киргизов была «ятола». Это смесь варёного риса или вермишели с простоквашей, айраном – еда, к которой я в полной мере так и не смог привыкнуть. Ели молча, брали эту густоватую массу ложками и с хлебом отправляли в рот. Иногда подшучивали друг над другом, шутили и над нами, что-то рассказывали, смеялись. Разговоры шли по-киргизски, временами переходили на русский, но и в первом случае мы получали необходимое разъяснение. Вот так выглядели простые, уставшие киргизы, от которых я никогда не услышал обидного слова…

      В домике, вдоль стен на полу и в палатке, разложены матрасы. На них ложился любой, кто желал. Я видел отдыхающих здесь людей, голые пятки которых щекотали многочисленные мухи. Промасленный, на чернеющей подставке стоял облепленный мухами сепаратор. Перегоняли молоко, вылавливая упавших туда мух черпачком и выплескивали вместе с молоком в окно. Заглянул в дверь и увидел посреди комнаты несколько булок хлеба, неприкрытых, облепленных теми же мухами. Не веселое, даже гнетущее впечатление, создавало место нашего отдыха и ночлега. Я быстро уставал, из-за того, что негде посидеть или полежать[11]. Везде нечистая, оплеванная, облитая пищей земля. Клубилась пыль на вытоптанной овцами, пересохшей почве. Ни деревца. Нещадно печет солнце, от которого негде укрыться – и мухи, мухи, упорно липли к лицу. Высмотрев, вдалеке, одиночный, растущий на водоразделе абрикос, мы направлялись к нему. Вершина холма обеспечивала ветерком, крона дерева прикрывала от солнца, Под абрикосом масса спелых, упавших плодов, а в ветвях – более кислых, зеленоватых…

      Вернёмся в Бозбу-Тау. Если мы пройдем по сухой степи, значительное многокилометровое расстояние, побываем в разных местах крупнейшего в Средней Азии бородачевого массива, нам бросится в глаза характерная его особенность: в четкий отлаженный сезонный ритм сообщества вносится разногласица, в то же время чрезвычайно гармонирующая с общим ходом этого ритма. Последняя часть противоречивой фразы отражает, конечно, личное впечатление. Почти все перечисленные виды, в том числе и сам эдификатор, с середины августа стоят бурыми или желтыми. На этом желтом фоне выделяются сочно-зеленые ассектаторы[12] местных бородачевых сообществ – тростник южный, гобелия лисохвостная, люцерна пырейниковая. На отдельных участках к ним подмешивается узкоэндемичное растение – жабрица одностебельная (Seseli unicaule)[13], достигающая более 2 м высоты. Во время нашей работы в Джанги-Джоле, она находилась в фазе бутонизации и массового цветения. В ряде мест её обилие становилось настолько значительным, что над густым желтым покровом бородача формировался зеленый ярус из тростника и жабрицы, в то же время он не закрывал нижние ярусы,