Вот и все, пожалуй, тем не менее, так уж получилось, все-таки…
в последних строках моего письма позвольте Вам напомнить, что нельзя забывать о точке, которая располагается на ладони, там, где сходятся указательный и средний пальцы, именно туда попала пуля, когда я вскинул духовое ружье, а Вова поднял руки, закрывая лицо, а я нажал на спусковой крючок и выстрелил, а Инга что-то кричала, прижимая к груди какие-то тряпки, а потом я ударил его прикладом наотмашь, и он упал, а Инга продолжала кричать, когда я стащил ее с кровати на пол и начал бить ногами, стараясь попасть по животу, и мелкие точки покрывали ее большие груди, мелкие точки сливались в одну, и точка заслоняла свет и надвигалась, надвигалась, и вот теперь я пишу Вам в последний раз, простите, тетенька, подлеца, пора поставить точку, жизнь завершилась, завтра уезжаю, не скажу, куда, в некую географическую точку, не ищите меня, Арнольд – и он с усилием нажал на бумагу, и чернила образовали огромную кляксу, изображавшую конец пути, символическую черную точку.
Случайная пьеса
Занавес поднимается.
На сцену выходит Пырск.
Пырск. Пырск! Пырск? Пырск?! Пырск!! Пырск…
Пырск уходит.
Занавес опускается. Зрители в зале терпеливо сидят, ожидая продолжения спектакля.
Пьеса №
Занавес поднимается.
Занавес опускается.
Занавес поднимается.
Занавес опускается.
Занавес поднимается.
Занавес опускается.
Занавес поднимается.
Занавес опускается.
Занавес поднимается.
Занавес опускается.
Занавес поднимается.
Занавес опускается.
Занавес поднимается.
Зрители, недоумевая, сидят в зале.
Занавес опускается.
Кухонный пантеон
Живущие: между плитой и мойкой, за спиной холодильника, в щелях паркета, там, где обои отходят от стены, где уютная пыль образует постель, и капли чая упали дождем, о! это они, мои домашние враги и друзья, жертвы мои, нет ваших могил, и никто не уронит слезу на гробовой камень.
Мышь.
Прошуршала – и нет. Шмыгнула – и пропала. При свете дня – только тенью бегущей, ночью