государево око». У него стало своеобразным хобби, как бы местью за своё тяжкое прошлое подбирать в штат своих фирм бывших заслуженных и уважаемых людей, правда, на мелкие хозяйственные должности. На другое-то, что продвигало и развивало дела его фирм, он считал их в принципе неспособными. Однако не в пример нынешнему поганому режиму, обрекшему большую часть населения на нищенское существование, сей благодетель платил несравненно больше. Зарплата жены Федора Ивановича у него в десять раз превышала зарплату заслуженной Учительницы и в пять раз пенсию его самого. Дочь-студентка и, как ни «крути», а требовала расходов и не малых. Капиталов он на своей честной и многолетней службе не нажил. Всего-то: двухкомнатная квартира «распашонка» с небольшой кухней и совмещенным санузлом, садовый участок в шесть соток с небольшим, выстроенным собственноручно домиком, огородиком и десятком кустов с плодовыми деревьями, да машина «двадцать четверка». Все сбережения в одночасье погибли в результате фактически преступных, а уж с экономической точки зрения просто безмозглых реформ, сначала Павлова, а уж затем и новоявленного экономического гения, мало смыслящего в экономике Гайдара. Правда, последний придумал эту людоедскую реформу не сам. Ввиду его неспособности анализировать и оценивать последствия своих шагов в этом плане, да, в сущности, откуда этим способностям было появиться? Незначительный функционер в иерархии комсомольской верхушки СССР, подвизавшейся на ниве встреч, провожаний и развлечений гостей сей верхушки. Эта деятельность с трудом, очень большой натяжкой могла быть названа экономической. Возведенный на эту должность громким именем деда, да и отца тоже, толстенький, угодливый человечек, тем не менее, использовал эту ступень для своего последующего старта, обретя нужную ему подпорку в лице американских советников специалистов, почти не скрывающих, кто является их заказчиком. Посидев, осмотревшись и поразмышляв, Фёдор Иванович понял: ни в какие структуры и конторы, созданных этим режимом, не пойдет. Видеть рожи жуликов, громогласно заявлявших, что теперь именно они являются радетелями и управителями народа, не мог просто физически. Они вызывали у него тошноту и омерзение. После какого-либо контакта с ними ему хотелось тут же взять мочалку с мылом и долго скрести себя, смывая исходящую от них заразу. Вспомнив свою молодость, тот коллектив, который его тогда воспитывал и в котором он начинал свою трудовую деятельность, под влиянием ностальгических и где-то наивных воспоминаний о пролетарском единстве, пошёл на сильно разросшийся к тому времени завод. Но жизнь быстро показала всю наивность его представлений о действительности. Никакого единства не было и в помине. Брошенные на произвол судьбы режимом, купленными профсоюзными деятелями, рабочие и ИТР завода выживали, как могли, каждый сам по себе. Лишенный по велению недоумков и откровенных предателей, с подачей своих американских экономических советников, исполнявших приказ начальства о скорейшем
