– Гуси, вешайтесь!!!
Метров через сто стало ясно, что гуси – это мы, и вешаться предстоит именно нам…
…Санобработка оказалась обычной баней. В предбаннике нам было велено раздеться, свалив в кучу гражданское барахло.
– Ценные предметы гражданского гардеробу следует сложить отдельной укладкой для отправки вашим семьям по почте, – объяснил Грибной Прапорщик.
Подходящих вещей не нашлось ни у кого. По старой российской традиции в армию ехали в том, что не жалко выбросить.
– Все равно скоммуниздят, – объясняли нам перед призывом бывалые, отслужившие пацаны…
Все живо поскидывали вещи и принялись торопить одного отстающего, которым оказался хмурый парниша полутораметрового роста. Он медленно и крайне основательно складывал стопкой свое ветхое бельишко, не обращая внимания на суету вокруг.
– Эй, боец, давай поживее, – подскочил к нему Грибной Прапорщик.
– Я поживее не могу, – подумав секунд десять, ответил парниша.
– Это как так не могу? – изумился прапор, отвыкший от подобных ответов.
– Это так вот, что человек я такой, серьезный и основательный, – невозмутимо сказал коротышка, продолжая пристраивать мрачные носки на вершину бельевой стопочки.
– Надо же, – проскрипел Грибной Прапорщик, – Какой ты солидный! Фамилия?
– Батюков. И чё? – ответил полутораметровый.
– Через плечо, – тонко сострил прапорщик, – ты прямо министр какой-то, Батюков! Атаман и предводитель. Гонору имеешь много. А ну, встать, Батюков! Мать твою через ехидну, в три просвета с разгону!
Парниша вскочил, чем вновь заставил оторопеть товарища прапорщика.
– Что же это такое… – растерянно пробормотал прапор, упершись тяжелым взором в нечеловеческой величины и корявости мужское естество молодого бойца.
Мы сгрудились вокруг. Действительно, от такого зрелища всех взяла легкая оторопь.
– Как же тебя призвали-то, Батя? – спросил кто-то из толпы, – ходить-то не мешает?
– Доктор на призывном сказал, что я в корень пошел, – объяснил Батюков. – Да и в леспромхозе мы больше на лыжа́х, широким шагом. Ходю себе, ничего… – и Батя добродушно улыбнулся, явив отсутствие двух верхних зубов.
– Ладно, хлопцы, – сказал Грибной Прапорщик, – хорош пялиться на пацана. Каким его мамка уродила, таким он для Красной Армии и сгодится, на страх супостату. Весь целиком. Айда мыться.
У входа в мыльный зал нас уже караулил старослужащий фельдшер Аркаша. Как и встреченные нами по дороге солдаты, он был в синей квадратной шапке и ушитых до лосиной узости бриджах. Аркаша производил первичный медосмотр, а именно – спрашивал всех громогласно и весело о наличии мандавошек, причем ответов не слушал вовсе.
Парная оказалась заперта на ключ. Аркаша пояснил, что парная полагается только товарищам офицерам