Образовалась куча-мала.
Из кучи этой выцарапался Рязанов и побежал к тумбочке. Ткнув пальцем в кнопку ГГСки, он закричал:
– Вторая рота, дневальный! Быстро мне черпаков! Что? Того, кто ближе, тля. Саня! Давайте живо в учебку, у нас гуси поломались, чинить надо.
И выключив ГГСку, повернулся к побоищу:
– Конец вам, козлы.
Ясно дело, что наш боевой пыл поостыл сразу. Хорошего ждать не приходилось, а помощь нашим сержантам прибыла незамедлительно.
Дюжина черпаков и трое дедов прибежали по морозу, даже не накинув пошивов.
Они мгновенно оценили обстановку. Тридцать гусей в кальсонах, замученных нездоровым спортом, были легкой добычей. Сержант Налимов уже выбрался из гусиной стаи и ожидал расправы над нами рядом с Рязановым.
Мы начали сбиваться теснее друг к другу, образуя боевой порядок, причем видимо из соображений общей тактики, каждый желал занять место в тылу. Таким образом, толпа наша медленно вращалась, как помешиваемый суп-пюре. Черпаки с дедами пошли на нас, горяча себя боевыми кличами.
– Вешайтесь, суки! Что, гусяры обуревшие, служить не хотим? Заглупились? Будем разглуплять.
Тут, растолкав нас, вперед шагнул Джаггер.
И пошел, широко разводя руки, по направлению к старикам.
У меня мелькнула мысль, что он хочет покончить с собой, принеся себя в жертву. Пока его будут терзать, остальным непременно нужно спасаться. Но как? Куда? Бежать, прыгать в окна в кальсонах? Или может быть, Джаггер подает нам пример, и необходимо кинуться на дедов всем вместе, да и поубивать их, пользуясь явным численным преимуществом?
Эти соображения пронеслись в моей голове намного скорее, чем можно об этом прочесть, а события развивались еще быстрее.
Из строя стариков вышел, судя по поношенной уже форме, дедушка. Горная горилла с кулаками-дынями. Горилла ухмыльнулся и так же, разводя руки, пошел навстречу худосочному Джаггеру.
– Это конец, – шепнул мне Чучундра, – сейчас будет битва Пересвета с Челубеем.
Бойцы сблизились и еще больше развели руки, словно принимая некую боевую стойку. Джаггера я видел со спины и его затылок выражал смертельное упрямство. Дед кровожадно улыбался. Жить Джаггеру оставалось, может быть, полсекунды, и тут он заорал диким голосом:
– Чингачгук!!! Етить твою мать!!!
А дедушка-горилла так же дико заорал:
– Джаггер! Мать твою етить!!!
И они заключили друг друга в объятия, причем ноги Джаггера оторвались от земли, и он повис на Чингачгуке, как макака на более крупном примате.
Все слегка остолбенели. Джаггер и Чингачгук начали колотить друг друга по плечам и спинам, расспрашивая и одновременно рассказывая новости о знакомых пацанах на районе.
Рязанов и Налимов кисловато переглянулись, им явно думалось, что вечер продолжится как-то иначе.
– Земеля, земеля мой, – ласково потряхивал Чингачгук Джаггера, как фокстерьер пойманную