Иду к другой дежурной ментихе, сидящей в «пузыре». Задать ей вопрос я так и не успел. Она называет мою фамилию (и почему этих чёрных молоденьких негритянок так интересует правильное произношение моей фамилии? Первый раз переспрашивают, а потом запоминают) и указывает на соседнюю дверь. «Горщон Академия» – это наше ПТУ, училище на 2 года. Это ещё что такое? Нет, это не ошибка. Вхожу в школьную дверь.
Там сидит тётка с кипой листов на столе, её помощник спрашивает из какого я дормитория. Она отвечает за меня: с десятого. Они вдвоём видели из какой двери я вышел и прошёл со своего дормитория до их школы. – не более 15 шагов. К чему этот глупый дежурный вопрос? Она умней его, наверное учительница. Они находят мою фамилию в списках. Указывают на дверь за их спинами. Вхожу.
За дверью располагается маленький тесный класс с одноместными партами, за которыми сидят несколько инмейтов. Одна пожилая белая тётка сидит у школьной доски, одна толстая негритянка – за школьным учительским столом. Тишина. Я вообще не соображаю что происходит. «Морнинг» – говорит мне негритянка. «Морнинг» – говорю я ей, очень заспанно и как-то печально. Жестом руки она указывает мне на пустые парты. Сажусь поближе, за сокамерником из моего дормитория. «Дую спик спанишь?» «Йэс» – отвечаю я на автомате. Часть мозга всё-таки просыпается. «Бат ай эм нот латинос. Ай эм рашн». Лицо негритянки при этом выражает крайнее удивление. Она тут же начинает рассказывать лично мне о прелестях образования, открывающего широкие перспективы в будущем. Вторая тётка вторит о том, что многие получают образование в тюрьмах и это нормально. Только сейчас замечаю, что у негритянки нет четырёх передних верхних зубов, при этом у неё отменная дикция. И как это у неё получается так разговаривать? Наверное, кто-то из учеников постарался, или плохо водит машину и не пристёгивается.
Я всё ещё «не въезжаю» в суть происходящих вещей. «Что вы можете мне предложить?» – куда, кда же подевался мой акцент? Почему спросонья у меня такое идеальное произношение и вообще какой-то чужой, совершенно не мой голос? Она смотрит на меня как на умалишенного. Нет, она не верит, что я русский. Зачем я сказал, что я русский? Потому, что они вряд ли знают о существовании Украины, а объяснять ей где это и что это, мне лень. Ещё подумает, что в этой далёкой стране читать и писать не умеют, как в каком-нибудь Буркина-Фасо или Папуа Новой Гвинеи. Поэтому мой мозг на автомате сказал «рашен». Она вообще мне не верит. После театральной паузы она говорит: «Скул». «Вот скул?». «Скул» – упрямо повторяет и сверлит меня взглядом. «Вот кэн ю тиг ми? Ис ит джаст симпл праймари скул?». «Йес». Она выжидает. Ждёт от меня энтузиазма в грызке гранита науки. Сонный я остаюсь безучастным к происходящему. «Ноу, ай эм нот интрестинг ин зыс». После этой моей фразы я как будто уменьшаюсь в её глазах. «Какую школу в Нью-Йорке ты закончил?»,