Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой. Инна Лиснянская

из пепла. Но сейчас, боюсь, настало время не возрождения, а истребления. Ну ты, Фридл[23], все же подумай о детях, о своих прекрасных детях! Ну да будет мне тебя увещевать – это бесполезно, я не единожды в этом убеждаюсь. У меня – все в порядке. Комната в розах[24] и стихи – для домашнего, семейного употребления:

      Комната, я и розы,

      Ну чем не рай в шалаше.

      Ни для какой занозы

      Нет местечка в душе.

      Все заняла разлука –

      Длиннее, чем с Марса дождь,

      Вот ведь какая штука, –

      Имя разлуки: дочь.

      Будь же благословенна!

      Не я, а перо дрожит:

      Из вавилонского плена,

      Кто может, тот и бежит.

      Но ноги мои не вьюги,

      А два недвижных ствола,

      А руки мои, а руки

      Как два древесных крыла.

      И только глаза косые

      Глядят, прожигая быль, –

      Один на мою Россию,

      Другой – на твой Израиль[25].

      Это так, по ходу письма, импровизация, требующая работы.

      ‹…› Инфляция жуткая. Кило мяса на рынке – 25 р., а проехать сюда даже на такси – 20 р. Иначе таксист не едет. Ну и пусть летят бумажки, если они есть. Я думаю о тех, у кого и бумажек нет. Вот где беда, грозящая непредсказуемым бунтом, пугачевщиной, поножовщиной, отстрелом евреев и имущих русских.

      Все, и здесь, как, боюсь, в Израиле, возвращается на круги своя. Никто здесь не хочет свободного рынка, все хотят – равенства нищенства. Таков народ – работы боящийся, безработицы еще не вкусивший.

      Очень прохладное лето. Дожди. А я вся горю от твоей жары и почему-то бегаю на обед и ужин так легко одетая, будто своим охлаждением могу тебе принести прохладу. В остальное время сижу в комнате с окаменевшими ногами, как тогда, помнишь?[26]

      9. И. Лиснянская – Е. Макаровой

      17 июня 1990

17.6.90

      Моя дорогая, моя любимая девочка! Получила от тебя сразу два больших, подробных письма, те, что с запиской Семену. Полдня тупо читаю и перечитываю, вдумываюсь, вглядываюсь в твою жизнь, в твою душу, и чувствую, что какой-то переполох в душе моей девочки на фоне усталости, эйфории, деловой напряженки. Письма мне доставили в тяжелый для меня день, через два часа после того, как мне по телефону сообщили о смерти Инны Варламовой[27], ведь совсем недавно она гостила у меня… ‹…› И вдруг! Ее ровно неделю тому назад увезли в Боткинскую с «острым животом», положили на операционный стол и выяснили – рак с метастазами. ‹…› Вчера вечером не стало моего близкого друга. Но я ей позавидовала, горюя. Ведь Женя[28] собралась в Америку осенью на два года работы и теперь успеет похоронить свою мать.

      Очень мне тяжела эта смерть, но что поделать – возраст. И еще многих предстоит проводить навсегда. Лучше бы уж меня проводили. Но хватит, прости меня великодушно, спасибо тебе за письма. Как точно ты меня понимаешь: кресла – и те расшифровала правильно, действительно реализовывала