В пионерлагере в 12 лет ей впервые пришла мысль о смерти. Все спали, а она, как всегда, мечтала. И вдруг в ее детские мечты ворвалась страшная мысль: ведь когда-нибудь родители состарятся и умрут. Ведь умерла же бабушка Надежда! А потом… потом… Неужели и она, Ксеня, тоже умрет? Она заплакала так горько, как давно уже не плакала, разве когда родители зарезали Тегу. Впервые она ощутила себя почему-то жалкой и одинокой. Такой большой мир, так много людей, а она одна, и ей страшно, и некому ее пожалеть, обнять, поцеловать. Только бабушка Надя ласкала и миловала любимую внучку. Матери некогда было разводить нежности, она почему-то держала дочку в строгости, полагая, что так и надо воспитывать строптивую деточку. Ксеня тоже не ласкалась к родителям и дичилась, если кто-то из взрослых делал попытку ее погладить, допустим, по голове.
Примечание: ХХI век. Были в пионерлагере костры, были танцы для старших отрядов, но не было такого, как в фильме «Взвейтесь кострами, синие ночи!» Не было махрового блядства пионервожатых и даже начальницы пионерлагеря. Гнусное вранье! А книга Юрия Полякова «Гипсовый трубач»?
Буржуй Поляков правит балом.
Литературка стала продажной.
Плати валютой, желательно, налом,
И все окей, пиит отважный!
Твои стихи, пардон, какашки,
В газете выдадут за гениальность.
Ну, ешьте, граждане, жрите, букашки!
И выходите потом в астральность.
Матерый хищник, он вас, овечек,
Накормит сытно протухшей пищей.
О, как доверчив ты, человечек!
Литературка ведь духом нища.
Литературка ведь стала гаже,
Желтее желтой поносной прессы.
Буржуй Поляков, ты сам продажен, (удар.
в фамилии на «я»)
Блюдешь бездарностей интересы.
Твой кент стал Тополь,
Вы оболгали все наше детство.
Засунуть горн бы в твою бы ж…,
А рядом Тополь, ну, по соседству.
В то последнее Ксенино лето к ней впервые пожаловали родители, чтобы навестить, а заодно продемонстрировать новое приобретение: бирюзовую «Волгу», последний кирпичик в пирамиде, именуемой достатком. Надо было видеть, как автомобиль – редкая и роскошная вещь по тем временам – возвысил родителей в собственных глазах, да и в глазах