Но, несмотря ни на что, жизнь продолжалась. Фашисты ужасно быстро подошли к ее любимому городу, начались бомбардировки, выдача хлеба по карточкам, эвакуация всего и всех и прочие, прочие военные лишения, ужасы, трагедии. Сегодня ночью ей предстоит отправиться в эвакуацию на Урал, в незнакомые места. Сколько продлится война? Только что по Совинформбюро передали неутешительные последние новости с фронтов, с юга к городу с жестокими боями рвутся немцы, с севера приближаются финны…
Дверь в комнату отворилась, появился высокий, атлетично сложенный, светловолосый, с жесткими чертами лица молодой человек.
– Мам! В военкомате меня опять отшили, – ломающимся, окончательно не сформировавшимся голосом громко и недовольно изрек юноша. – Далась им эта моя бронь! Можно подумать, я за нее держусь!
Женщина отбросила воспоминания, повернулась к сыну.
«Как он похож на отца! – подумала она. – Такое же скуластое лицо, прямой нос, ямочка на массивном подбородке», – улыбнулась и тихо вымолвила:
– И правильно сделали, работа в банке сейчас тоже очень важна, – зашторила окно.
– Да любая девчонка справиться с моими бумажками! – бросил в сердцах юноша.
Ермолай Сергеев после окончания учетнокредитного техникума второй год работал в Ленинградской конторе Госбанка страны. Он всегда говорил маме, что весь день сидит на стуле и работает с бумажками да канцелярскими счетами. Хотя на самом деле это было вовсе не так…
– Успокойся, Ермоша, сейчас я тебя покормлю. Иди, сына, мой руки и садись за стол.
– А ты уже собралась в дорогу, мама?
– Да, собралась и с соседями уже попрощалась. Попросила Куликовых за тобой, ну и комнатой, присматривать. Вот сейчас тебя покормлю и поеду на вокзал.
– Я тебя провожу.
– Спасибо, не надо. Ты устал…
– Это не обсуждается.
– Ну, хорошо. Но только до трамвайной остановки, ведь комендантский час в городе никто не отменял. И очень прошу тебя, не забывай закрывать и плотно зашторивать окна…
Кабинет Первого секретаря Ленинградского обкома ВКП (б) /с 1952 г. КПСС, распущена в 1991 г./…
В кресле за рабочим столом расположился полноватый мужчина в возрасте, в военном зеленом френче. Он что-то сосредоточенно пишет.
Подает сигнал один из трех стоящих на столе черных телефонных аппаратов. Мужчина недовольно отрывается от писанины, рывком снимает трубку и бросает:
– Да.
– Товарищ Жданов, – раздается напряженный женский голос секретаря. – На линии управляющий конторой Госбанка товарищ Коваль, говорит, по очень важному делу.
«Так, – сразу вспомнил хозяин кабинета. – Сегодня звонили из Москвы, из аппарата ЦК и намекнули на предстоящую некую важную банковскую операцию», – бросил в трубку:
– Соедините.
– Здравствуйте, товарищ Жданов.
– Здравствуйте, товарищ Коваль. Давайте без предисловий, у меня нет времени.
– Да-да. Мне нужно с вами срочно встретиться по исключительно важному делу. На встрече должен быть комиссар милиции Иванов, начальник ленинградского управления Наркомата внутренних дел (или НКВД СССР, с 1946 г. – МВД СССР).
Жданов две-три секунды обдумывал слова Коваля, взглянул на настольный календарь, на запланированные текущие мероприятия дня, 20 августа 1941 года. Наконец, тихо выдавил:
– Хорошо, подходите через два часа…
Напротив Жданова, через стол, на стульях расположились двое сосредоточенных мужчин: один – моложавый, худощавый, лысый, скуластый, в военной форме, на воротнике его гимнастерки в малиновой петлице поблескивало четыре золотистых ромба; второй – в возрасте, грузный, в очках и в помятом сером костюме, такого же цвета рубашке и черном галстуке.
– Мы слушаем вас, товарищ Коваль, – строго вымолвил хозяин кабинета.
Он и комиссар милиции второго ранга (по настоящей иерархии соответствует генерал-лейтенанту) Иванов внимательно смотрели на главного банкира города.
– Я получил приказ вывести находящееся в