– Ничего себе! А если я откажусь?
– Тогда ты автоматически становишься, как я уже говорил, вечно молодым, а вместо тебя заставят драться меня. Не знаю, какой из тебя боец, но из меня боец неважный. Так ты, я понимаю, решил отказаться?
– Да нет! Просто удивляюсь тому, что здесь происходит. Уже не в первый раз создается впечатление, что служишь не в Советской армии, а живешь не в СССР.
– Что ты вообще знаешь про СССР? Ничего! Я жил в Средней Азии и ничего похожего на то, о чем говорят и пропагандируют, не видел. Там, как и до революции, законы устанавливают те, у кого уйма денег, и они же правят. Остальное окружающее – это красиво созданные декорации. Тех, кто выступает против существующей системы, перемалывают в труху. Ты понял, к чему я клоню?
– Конечно.
– Ничего ты не понял! Ведь тебе драться придется! Короче, место и время назначат, а про разговор забудь и никому не вздумай рассказать. Одно обещаю: за то, что согласился, буду ходатайствовать перед майором, чтобы он дал тебе увольнительную в любое удобное для тебя время. Кстати, не подумай, что я откупаюсь. Просто мне по-человечески тебя жалко. А теперь иди и держи рот на замке.
Сергей молча вышел из каптерки и направился в курилку. Он даже не заметил, что почти весь личный состав учебного взвода уже была в казарме. Только тогда, когда были сделаны первые глубокие затяжки, и обжигающий сигаретный дым достиг легких, а по организму разлилось умиротворяющее тепло, он сообразил, что наступило обеденное время.
По указанию командира гарнизона, учебный взвод должен был ходить в столовую строевым порядком, с песней или под бой барабана. Все смеялись, что им оставили альтернативу. С песней никто ходить не хотел, поэтому всеобщим голосованием избрали барабанщика. Барабанщиком был назначен белорус Грубень Гриша. Он старался изо всех сил, но всегда сбивался с ритма. Его лицо при этом выражало такое страдание, что создавалось впечатление, что он с минуты на минуту расплачется. Ребята молча меняли ритм ходьбы, постоянно подстраиваясь под нескладный бой барабана, но никогда не осуждали его, так как барабанщиком никто быть больше не желал. Между собой его называли просто «барабан».
Вот и сейчас взвод по команде сержанта и под нестройный ритм двинулся в столовую. Над плацем, который пересекал взвод, разнеслось гулкое эхо ударов. Все молча улыбались, так как звук напоминал удары шамана в бубен у вогульских народностей.
В столовой все шло согласно заведенному порядку. Каждому подразделению были отведены свои столы. Раздатчики пищи разносили кастрюли с едой и столовые принадлежности. На этот раз учебному взводу не досталось ни одной ложки. Когда суп был разлит по тарелкам, подошел сержант Фурсунов и приказал:
– На прием пищи выделяется десять минут! После этого выходим на построение! Кто не успеет, тот получит наряд вне очереди.
Сам сержант ел отдельно с другими сержантами за