– Лис, куда он мог деться?! Он должен быть во дворце. Ты в апартаментах Маргариты Валуа смотрел?
– У королевы Марго, что ли? Ты думаешь, он может быть у нее? Занятная идея! Ладно, схожу еще там посмотрю. Угу, представляю себе эту картину: отважный король Генрих Наваррский в последнюю минуту жизни покрывает собой главную луврскую амбразуру.
– Ты о чем?
– О ком. О Ее Величестве. Ладно, все – умолкаю. Иду искать. Отбой связи.
– Мой капитан! – услышал я радостный голос де Батца. – Чернь уже у самых ворот. Надеюсь, вы лично поведете нас в бой! Войска построены и ждут приказа. Я взял на себя смелость распорядиться принести ваши доспехи. Прошу, поспешите, мой капитан! Ждут только вас. Все готово к атаке! – Гасконец поклонился, кладя ладонь на рукоятку эстока.[6]
Хочется верить, пороховой дым, висевший в комнате, скрыл недоумение, отразившееся на моем лице. Атака в такой момент была сущим безумием. Но, насколько я мог судить, сотни защитников Лувра были охвачены им, и я, вернее, мой двойник – король Генрих Наваррский, ни за какие сокровища и блага этого мира не должен был обмануть восторженного ожидания этих неистовых сотен.
– Ты прав, Мано, поспешим!
Внутренний двор Лувра был забит почти полностью: конные пистольеры верхом на гнедых, как на подбор, жеребцах, швейцарцы в надраенных кирасах с алебардами в руках, шотландцы в традиционных килтах, в беретах с перьями и неизменными баскетсводами[7] у пояса – все, как один, готовые идти в бой и погибнуть в считанные минуты. Впрочем, кто же думает о смерти, когда в воздухе пахнет такой славной дракой! Все они были чужаками в этой земле, все были нелюбимы парижанами и задираемы ими не раз. И вот теперь у каждого появлялся шанс свести с ними счеты. Пусть на короткий миг – что ж из того!
Появление короля Наваррского во дворе, на площадке для игры в мяч, вызвало бурю восторга, которого вряд ли удостаивалась звезда эстрады, вбегая в наполненный ликующими почитателями зал. За моей спиной из-за темной арки ворот, перекрытой двойным железным частоколом решетки, доносились гулкие мерные удары. Даже человеку несведущему было ясно, что парижский сброд, добравшись наконец до дворца, в слепой ярости пытается выломать тяжелые дубовые ворота, обшитые крест-накрест широкими железными полосами и оснащенные для разбивания таранов четырехгранными металлическими пирамидками.
– Все готово, государь. – Невысокий гасконец с посадкой головы настолько гордой, что поневоле закрадывались мысли о древнепатрицианском его происхождении, подвел мне коня и, изысканно поклонившись, замер на месте, ожидая дальнейших распоряжений.
– Доложи обстановку! – скомандовал сопровождающий меня де Батц.
– Здесь четыре с половиной сотни, еще полсотни у ворот, остальные ведут огонь из окон.
– Пора,