Ты прикинь, чего люди пишут? Я тут почитал малость, так хоть сам в дурдом ложись, не дожидаясь оказии. Tы, пей, лягух! Чем больше мы общаемся, тем всё более я убеждаюсь, ты реален и выпивоха не из последних. Это ж надо, как у вас бабы винище хлещут! Прадед был у меня в Древней Греции, её ещё по чудному обзывают, Ахея, Ахинея. Но это не важно. Там один мужик был сильный. У меня погоняло Ант, а у него было Антей. Может и правда родственники. Кто знает. Давно дело было. Так вот. Гад один, его Гераклом звали, родича моего в воздух высоко поднял и утопил. Или ещё чего. Не скажу точно, за давностью лет его даже не посадили, oднако, знаю, прикончил и фамилии не спросил. Потому только по имени и ориентируемся, фамилия утрачена! Во, чего гады творят с нашим братом. Встречу грека этого, живым не уйдёт. Покусаю! Слышь, лягух, а ты ничего! Тебя как звать-то? Земноводная амфибия? С амфибрахием не знаком? Вот и я тоже. Я ж говорил. Баба ты. Женского, бабецкого пола, значит. Какие у нас планы, насчёт слиться в экстазе и побезумствовать? По вышеозначенной Трагедии и речи матроса Алексея? И – не боись. Признаю тебя, хотя и условно, за мужика. У меня на примете есть две биксы бановые, но в прикиде ништяк будут. Сучонки-волчихи обдолбанные. Побредём? А кафтаны нам, инсектам, без надобности. Так что зря и цитируешь «Дай кафтан-ка! Поплетусь!» Нет, брат, другому мы завету последуем: «Мы побредём, паломники, сердце притомив! Хрена ли нам Мнёвники? Едем в Тель-Авив»! Или в Иерушалаим! Пошли, брат, «дорогу осилит идущий», который под кайфом бредёт, не валенок, лапу сосущий, а тот кого водка ведёт! Запевай:
Вот бредут иудеи по пустыням Синая. От природы балдея благодатного края! Где тут реки, что с мёдом, с молоком где озёра? И ясней с каждым годом, не уйти от позора. Все мы здесь передохнем, иудеев порода. Ляжем все и не охнем. Против нас тут природа. Только дети младые добредут с Моисеем. Вьются пейсы седые. Тяжело быть евреем!
Волчья правда!
Опер я, сказал серый волк. Санитар леса! И, отнюдь, не вегетарианец. А ты не кролик, а крыса. И зовут тебя замполит. Я вот всего лишь лейтенант, ты подполковник. Но если я в месяц десятку убийц, воров и хулиганов посажу, уже своё жалованье оправдаю. А как у тебя с объяснением? Ну, за что ты денежку получаешь? Рука не дрожит, когда каждый месяц за практически уворованные деньги расписываешься? У меня кабинет, у тебя кабинет. Я почти всё время на «земле», по-нашему, на территории, поскольку нас, волков, ноги кормят. Ты у себя сидишь и всё пишешь. Оперу, что ли пишешь? Но не нашему, а в КГБ? В общаге милицейской воды горячей нет. Милиционеры, когда не пьют, мудохаются друг с другом. Им для жизни и службы условия нужны. Тем кто в ночь работает, еда горячая. Досуг там, какой – никакой. В театр сходить, на концерт. А ты пишешь сидишь! Вон участковый наш, Женька, от неразделённой любви стреляться решил. Я у него и пистолет отнял, a ты где был? Твоя епархия – души человеческиe – уловляй, сука, не бумажки пиши! Вон стенд
