– Время лечит, сочувственно сказал Ник, – а вы нам очень дороги. Берегите себя!
– Нам пора. – Стефан подал Нику руку.
– Может быть, останетесь, хоть до утра? – Обнимая друга, предложил Ник.
– Спасибо, но нет! Очень просим, прочтите, не откладывая!
Гости уехали. Ольга взяла сверток и поднялась на третий этаж:
– Никогда не верит мне! – укорила, следующего за ней мужа. – Так значит, Вел!
– Что Вел?
– Именно она под угрозой.
– Ты опять?! Ничего же не ясно!
– Я вижу! – положив руку на сверток, тихо, но жестко сказала она. Присела в кресло у окна и сорвала бумагу. Три толстые тетради, в тисненых переплетах, легли на стол. Ольга прикрыла глаза, снова положила руку на тетради, прочувствовав их, взяла нижнюю и стала быстро просматривать – страница за страницей. На средине второй она остановилась. – Ник! Принеси, пожалуйста, мои сигареты, что-нибудь выпить и сядь рядом. Ты должен это послушать! – Николя подал ей пачку, мундштук и подставил скамеечку под ноги, сам же придвинул кресло усаживаясь рядом. Ольга прикурила, сделала пару затяжек, вернулась на несколько страниц назад.
«Октябрь, 7-е, 1819г.
Сегодня, ко мне в гримерную, заходил юноша. Господи, я такого бледного, худого еще не встречала. Бедный, бедный мальчик! Хотела выгнать, не смогла. Что-то бормотал, не поняла, да и не слушала. Его глаза! Бездна черная… Страшно!»
«Декабрь, 30-е, 1819г.
Завтра наконец-то год уйдет. Нет, он был хороший. Столько поклонников, столько….
Опять приходил ОН. Еще худее и изнеможденнее. Почему пускают, не понимаю. Сидит, бормочет, а взгляд, как насквозь пронизывает. Завтра надо дать указание, чтоб не пропускали. Жуть охватывает в его присутствии!»
Ольга сделала пару затяжек.
– Так, это не важно. – Листая страницы, говорила она. – Вот! Вот отсюда. Слушай.
«Декабрь, 30-е, 1820г.
Чуть не умерла! Год его не видела, забыла. Собралась идти домой, ждал «Р». Раздвинула шторы, он стоит. Серый – как тень. Когда вошел? Не слышала. Я вздрогнула и отступила. Он за мной:
– Все ропщешь, суетишься, как бабочка на свет. Молчи! Я говорю, меня ты слушать не берешься!
– Я слушаю, ты же изрекай ясней.
– Куда ясней?! Жизнь коротка, а мысль еще короче. Вот тут она и нет ее.
– Прости, но мне пора. Скажи хоть как тебя мне величать?
– По всякому, меня зовут. Но лучше Фауст. Коль надо, так иди. Еще зайду.
И он ушел. Оставив холод за собой. Нет, это же надо, так назвать?! Фауст! Начитаются и обрекут детей на разные сомнения.
Все! Ночь уже. Забуду, спать!»
«Январь. 2-е. 1820г.
Ах, праздники! Вот встретим Рождество и я в театр. Соскучилась, нет мочи! И женихи поднадоели. Нет лучше ничего, чем запах пыли от занавеса, и скрип подмостков! Съедает душу мне мой Фауст! Ночами снится. Придет ли, нет? Скорей спешу в театр, из-за него!»
«Январь. 8-е. 1821г.
Люблю я святки! Веселье,