Обозрение русской литературы за 1850 год. Виктор Гаевский

на себя внимание разговорный язык, местами до такой степени верный, так хорошо подслушанный в действительности, что не веришь, будто читаешь писанную, а не слышишь умную речь человеческую. Если бы не излишняя натянутость, если бы не желание смастерить иногда неудачную остроту и не ложность в изображении некоторых характеров, препятствующая самой естественности разговора, то в отношении к языку очарование было бы полное.

      Не можем не похвалить также намерение автора как вообще обнять по возможности во всей полноте круг той действительности, с которою соприкоснулись приключения двух главных героев его романа, так и в частности очертить деятельность всех участвующих в нем лиц. От этого роман принял вид сборника иногда очень живо набросанных отдельных биографий, сшитого двумя большими нитями приключений двух главных героев. Это напоминает несколько манеру знаменитого Лесажа в его «Жиль-Блазе»; но г. Вельтман умел остаться в этом отношении самобытным. Его отступления, излагаемые не в виде однообразных описаний и рассказов, а в целом почти непрерывном ряде сцен, часто очень живо занимают читателя. Не будь иногда опять той же лишней плодовитости, эти биографические драматизированные очерки не были бы утомительны. При их множестве и длинноте, нельзя иногда удержаться от досадного чувства, когда автор своевольно, единственно из за того только, что его воображению хочется погулять там, где оно еще не гуляло, отвлекает вас от главной нити рассказа. Загляните в романы Вальтер-Скотта. Он также останавливается на всех подробностях, которые попадаются на пути его рассказа, он также не пропускает случая заставить вас присутствовать при каждой сцене, которою может обрисовать изображаемые им характеры, или эпоху описываемого события; но никогда вы не чувствуете утомления. Вы оканчиваете одну главу его романа на самом любопытном месте, где вам так сильно хотелось знать, что будет с действующими лицами; но великий романист вдруг отрывает вас от них и переводит в общество других людей; вы сперва досадуете за это на автора; но эти другие люди были оставлены вами также в занимательном положении, и вы без сожаления гонитесь за ними до тех пор, пока, утомленные физически и никогда нравственно, не доходите до конца романа.