Кофе по-венски. Вита Витренко

ран. Если бы Юлька ответила ему отказом, Маркус не стал бы горевать долго. Но тогда, когда она была здесь совсем одна, когда пыталась начать с чистого листа неудавшуюся свою несчастную, «забубенную» жизнь, искренняя веселость этого русофила (в школе Маркус отдавал дань прабабушке – изучал русский), его шутки, внимание, поддержка показались ей брошенным с неба спасательным кругом. И она за него ухватилась – не идти же ко дну! Юлька даже внушила себе, что тоже влюбилась – насколько это возможно после всего, что она пережила. Он такой смешной, милый – как они говорят, nett, с этими белесыми бровями и волосами, у него такое живое лицо (беспрерывно гримасничая, он пытался выжать из Юлькиных печальных глаз хоть подобие улыбки)… Маркус часто напоминал ей ребенка-переростка, этакого инфантильного увальня, очутившегося в сексапильном теле взрослого мужика: мог прыгать от радости, кричать от гнева, разбрызгивать фонтаны эмоций, а потом вдруг затихал, наигравшись, намаявшись, ластился у ее ног потерянным котенком, мурлыкал… Юльке казалось, что он добрый: никогда не жалел денег, не жался, как, по рассказам девчонок, жмутся другие. Но был он далеко не так прост.

      Жениться на ней сразу Маркус, конечно, не собирался. Был на восемь лет старше Юльки, отлично знал языки, много путешествовал, получая доход от собственного дела – спортивного магазина (честь продолжать пекарские традиции выпала семейной ветви, тянувшейся от старшего сына прабабушки Городецкой). Как большинство мужчин здесь, Маркус дорожил своей свободой. Но Юлька сказала: «Просто так жить не буду, прости!» И он восхищался ее прямотой, в который раз бравируя любимым: «Русская душа! Понимаю!» И женился как миленький, правда, оформив контракт: мол, доброта добротой, но знаем мы этих славянских барышень, «кинуть» мужа для них – раз плюнуть. Юльке было совершенно egal – все равно. Просто она больше не могла быть любовницей. Слова этого не выносила, когда слышала – сводило все внутри до рвотных спазм: хватит, мои ненаглядные, этот костюмчик на меня уже мал.

      С ребенком не получалось. Маркус хотел: раз уж женился, чего тянуть? Ему сорок, пора растить наследника. «Ты здорова?» – настороженно спросил он, когда после полугода открытой жизни Юлька так и не понесла. Она тогда вспыхнула, ушла прямо во время ужина, с вызовом хлопнув дверью, и вернулась лишь к полуночи – заплаканная, несчастная (идти-то все равно некуда), а через три дня по-деловому положила ему на стол справку от женского врача: все в порядке. Маркус гладил ее по голове: «Прости, прости. Я не хотел тебя обидеть. Ты хорошая. У нас будет сын, я очень хочу сына».

      Хотела ли детей Юлька? Внутри остался саднящий шрам от потери того – первого, главного, любимого. Злость на себя и обида на Ромку, что не были достаточно осторожными… Конечно, у них с Маркусом будут дети. Что ей теперь остается?

      Глава 2. Батюшка

      Юлька гнала по автобану со скоростью 130 км/ч старую шкоду свекрови – щедрый презент на свадьбу. Покупать свою не хотела: были деньги, оставшиеся от продажи киевской квартиры,