Сказанное не означает, что я разделяю все взгляды и оценки В. Успенского об исторической роли Сталина. Но я высоко оцениваю талант и честность писателя. В известном смысле книга Успенского подтолкнула меня к решению через 16 лет вернуться к рукописи о Сталине.
И еще одно замечание. Как уже говорил, предлагаемая мною книга построена на документах, свидетельствах, мемуарах, исследованиях российских и зарубежных авторов. Но есть в ней и элемент субъективности.
Мой отец, Кузнечевский Дмитрий Федорович, и мой дед, Кузнечевский Федор Ксенофонтович, стали жертвами сталинских репрессий. До революции 1917 года дед держал в своих руках экономику крупного сибирского села Успенка Тюменской области, имел крупную библиотеку, конюшню со скаковыми лошадьми, для выполнения сезонных работ нанимал до 250 наемных рабочих, среди которых была и моя мама, Анна Колесова, из большой (7 детей) бедной семьи. Дед выделял ее из всех за старание и честность. И когда его сын Дмитрий признался в том, что влюбился в работающую в их хозяйстве батрачку, дед раздумывал недолго: «Анна – работящая девушка, если любишь – женись, веди ее в дом».
Это был 1927 год. В 1929-м родился мой старший брат, Колька. А в 1932-м деда и отца большевики раскулачили.
Раскулачивал родной брат моей мамы, Алексей Колесов, который до революции был деревенским пастухом, а в 1932-м, как сын трудового народа, потомственный батрак, был поставлен первым секретарем районного комитета ВКП(б). Моего деда Алешка, как всегда называла своего непутевого брата моя мама, ненавидел люто, за авторитет на селе, за богатство.
Как рассказывала мама, в одну из летних ночей 1932 года к нам в дом прибежала встрепанная родная сестра мамы Шура и сказала, что Алешка дома пьет самогон с двумя гэпэушниками. Утром они придут раскулачивать всю семью деда, описывать имущество и отправят всех в ссылку.
Дед был мужик решительный. Он тут же, ночью, собрал семейный совет, на котором вынес свое решение:
– Митька, бери лошадей, Анну и Кольку и сейчас же отправляйся в Тюмень. Садись там на поезд и поезжай на Сахалин, там тебя не найдут. Лошадей оставишь Верке (старшая сестра моего отца, жила к тому времени в Тюмени), там разберемся.
– А как же ты, батя? – спросил отец.
– А что они мне сделают? Мне уже седьмой десяток идет. Ну, отберут все, так что теперь? У них власть. Буду ждать вас, когда все, может быть, переменится…
Дед, похоже, понимал, что он жертвует собой ради сохранения жизни своего сына, и шел на это сознательно, в крепких сибирских семьях такие отношения были обычным делом, никто не держал это за подвиг.
Отец был мужиком не менее решительным, чем дед. Он тут же подхватил на руки моего четырехгодовалового старшего брата и практически без вещей, вместе с мамой гнал всю ночь на лошадях почти 50 километров до Тюмени, а потом почти месяц они добирались до города Оха на Сахалине, где прожили