режутся дети…
Кровь густая, скифская
закипает-пенится…
Думали – за Бога!
Только вышло боком.
Ой ты, степь бескрайняя,
как твоё горе.
Холмики могильные
порастут травою.
Над майданом пенится
море чёрно-красное..
Думали – так гоже!
Помоги нам, Боже!
«Перепеть бы соловья, да не хватит крыльев…»
Перепеть бы соловья, да не хватит крыльев…
Пережить бы дураков, да не хватит жизни…
Переставить бы края – небыль вместо были…
Только где взять столько благ для отчизны.
Я б не пил из грязных луж…
Только ведь придётся.
Я б не хвастался, что дюж,
не плевал на солнце.
Жить от прошлого к вчера —
просто научиться…
Но святая детвора
не даёт мне спиться.
Я бы жил как Бог даёт, иль хотя бы дышит.
Пережил бы как-нибудь окончанье света…
Я живу, но там где «чёт» вылезает грыжа.
И давным-давно забытая Света.
В зеркалах из грязных луж
лишнее отторгну.
Я живу и значит дюж.
Ну-ка, черти, в сторону…
Лунный свет поможет мне
посчитать ухабы…
И себя же самого
пережить хотя бы…
«Почти не осталась сюжетов…»
Почти не осталась сюжетов,
способных, как встарь, удивить.
Почти не осталось поэтов,
не знающих как нам жить.
А солнце всё меньше и небо всё уже,
их можно закрыть платком.
И с грязью смешать в придорожной луже…
Бессовестно и легко.
Почти не осталось запретов —
всё дело в цене на билет (с).
Авансом прощён, исповедан
со скидкой на десять лет.
А «звёзды» всё гаже и небо всё ниже —
плевком достаём уже…
Плебеи уснули в коньячной жиже,
и праздник уснул в душе.
Почти не осталось надежды
на то, что надежда есть.
Что люди пока всё те же
и помнят про «хлеб» и «днесь».
Ведь небо есть небо и смотрит с улыбкой
на диких своих детей.
И время всё также катает глыбу,
не зная других путей.
Господи! Скажи ну где ты, Господи?
Дай знак понять
сироты мы с рожденья или пасынки?
Господи, скажи за что мы, Господи,
Тобою перед смертной казнью так обласканы?
«Прожил на коленях до стёршихся в пепел…»
Прожил на коленях до стёршихся в пепел
менисков.
Нажил гематомы на лбу, животе и плечах.
И стало казаться, что небо достаточно низко.
Что можно залезть на него и войти без ключа.
Но небо по-прежнему было доступно лишь
птицам.
Сварливым