Снова! Снова падаю я… Вниз! Все исчезло опять! Слышу лишь голоса… Пропали…»
***
– Если он вам нужен живой, значит перевозить не раньше, чем через три дня.
– Хорошо, я свяжусь с тюремной больницей… Учтите: этот фигурант – чрезвычайно опасен… Напал на прокурора!
Как только придет в себя, сразу сообщите! Завтра, на всякий случай, пришлю конвой.
– Сестра, повторите Скифовскому укол…
***
«Чьи-то слова… Вновь, слышны голоса…..Какая кругом духота и жара.
Жарко…
Попить бы воды! Холодной воды…. Воды из ручья…
В тюремную больницу? Кого и когда?
Как непривычно тяжело мне сейчас кого-то спросить. Не могу говорить. Так не привык! Губы никак не разжать и медленно… так сменяются мысли…
«Скифовский» – это, ведь, я! Значит, меня и в больничку, в тюрьму!
«Сестра» – выходит в больницу меня привезли… … А где пистолет?
Пистолет или меч? А, может – копье…?
Опять все исчезло…»
*
«Не хочу! Не хочу я в тюрьму! Тюрьма – это рабство! Тюрьма – это смерть!
Повезло, что первый этаж. Темная ночь и беззвездное небо. Раскрываю окно.
Свежий воздух коснулся лица. К карнизу прижался, перевеситься надо…
Упал я на землю, пахучую – сырой чернозем – землю сырую. Теперь отползти. Хватаюсь за дерева ствол и вот у-у-у-же встал. Сильные ноги слабыми стали, но иду… Ухожу от опасности подлой. Убежал. От тюрьмы я в тюрьму убежал. Как нескладно я мыслю… Что это?
Сон или явь?
На койке лежу… Был я в бреду?
Письмо редактору я написал тоже в бреду? Может, хоть это было все наяву? Никуда не сбежал…»
*
– Сестра, здесь я давно? – чужим для себя голосом, еле двигая шершавым языком, прохрипел, превозмогая резкую головную боль, Александр.
Вопрос заколотился в нем, требуя выражения, когда он увидел за спиной входящей в палату медсестры хмурого полицейского.
Спросил, а сам с горечью отметил: «Обложили уже. Я – опять в капкане… Как трудно дышать… Тошнит… Судорога ноги крутит, ломает…»
– Очнулся? Второй день…, – бросила мимоходом медсестра и склонилась над лежащим на соседней койке.
*
«Сердце мое, словно бегун, несется с горы, стучит в бешеном ритме и тут же, будто в гору крутую – затихает и, вот-вот, станет совсем…»
«Завтра увезут на кичу! Замуруют и опять влепят срок огромный!
За что? Я, ведь, сам отказался от преступления.
Убедить их, Демофилину в этом? Возможно? Нет, конечно.
А добиться объективности при рассмотрения дела?
Они только за то, что осмелился пойти против них, в назидание другим, втемяшат срок на полную катушку!
Я выступил против существ, считающих себя господами. Вклинился в их вотчину: начал определять, им вопреки, кто прав – виноват…
Вырваться надо отсюда! Как? Конвой