Нога практически зажила, и иду не хромая, выхожу из землянки и вспоминаю, что Манюни не наблюдал в своем закутке, значит, она встала раньше (Анюта б так не сделала). Ну и не решилась, наверно, будить херойски ранетого хероя.
У умывальника умываются (простите за тавтологию) бойцы ДОН-16, подхожу и пристраиваюсь на свободное место. Вокруг все здороваются, ну и я, конечно, тоже здороваюсь с красноармейцами и младшими командирами (воспитанный, мля). А почему только с ними? Да потому, что командиров в толпе не наблюдается. Насчет побегать мне еще рано из-за раны (или из-за потери крови, а «рано» и «рана» это не тавтология?), и потому двигаюсь завтракать, по пути планируя закинуть полотенце в штаб-землянку. Иду себе тихо-мирно, никого не трогаю, как появляется рядом Онищук:
– Разрешите обратиться, товарищ капитан?
– Да, Петр, что случилось?
– В деревне Светляки какие-то окруженцы убили немецких мотоциклистов. У нас есть сведения, что к деревне немцы направят карателей.
– Так, и что?
– Предлагаю встретить их, мы тут с лейтенантом Смирницким (тот самый контуженный сапер, командир группы взрывников) прикинули план, как немчуру встретить. За пяток километров до Светляков каратели будут проходить лесным проселком, вот там и встретим фашистов.
– Хорошо, Петр, бери тех, кто тебе нужен, и идите, как говорится, аллюр три креста. Ну и позавтракать не забудьте.
За командирским столом, в ожидании завтрака, сидят Елисеев, Абдиев, братья-летуны, Арсений Никанорович и генерал Огурцов.
Поздоровался со всеми, а с Ильиных особо:
– Арсений Никанорович, как дела, как ваше здоровье, уважаемый?
– Да хорошо все, мил человек. Ты, что там учудил, зачем, паря, пули ногами ловить, а?
– Ну, так получилось, Никанорыч.
– Плохой ты командир, Виталька, какого лешего ты полез вперед? А если бы убили? Теперь одыбаться[115] сто ден[116]… И когда ты станешь путным-то?
– Ну, значит, судьба