– Вы говорите, что ваш дед отдал в музей кое-какие артефакты?
– Да.
– Но когда вы показали передатчик, они его не узнали? То есть ваш дед не показывал его им?
– Видимо, нет. Может, просто решил оставить его себе. Или вообще забыл о нем на старости лет.
Я кивнула:
– Джейкоб, можешь дать трехмерную картинку этой штуки?
Джейкоб увеличил передатчик и приблизил его так, чтобы я смогла рассмотреть панель управления, затем повернул изображение. Передатчик выглядел не слишком впечатляюще, мало чем отличаясь от тысяч других устройств связи, – размером с хлебницу, в пластмассовом с виду корпусе, с кнопками, циферблатами, переключателями и шкалой. Все надписи – на древнеанглийском. С обратной стороны имелась табличка.
– Джейкоб, переведи, пожалуйста, – попросила я.
– «Сделано компанией „Квантум“, две тысячи семьсот одиннадцатый год, Канада».
Одна сторона, похоже, была обожжена. Я поискала сведения о «Квантуме» – компания производила устройства связи для первых сверхсветовых полетов. Я надеялась увидеть где-нибудь слова «Джуди Коббл» или название другого корабля из числа первых звездолетов.
– В Музее Бранденхайма говорят, что это просто идентификационная табличка, – сказала Мариса и внезапно погрустнела. – Они не могут его ни с чем сравнить. Слишком древний.
Большинство людей создают для себя сетевой аватар – более или менее постоянную электронную сущность, способную изображать кого-либо в его отсутствие или после смерти. Обычно аватар выглядит точно так же, как и замещаемый им человек, – но на него нельзя положиться, как и на прообраз. Люди создают аватары, чтобы выглядеть пристойно – возможно, вводя в заблуждение других – и беспардонно лгать, если это производит желаемое впечатление. К тому же аватар обеспечивает своего рода бессмертие.
– Мариса, – спросила я, – вы не против, если мы свяжемся с сетевой сущностью вашего деда?
– Ее не было.
– В самом деле?
– По словам отца, когда-то у деда имелся аватар, но, видимо, он от него избавился.
– Понятно. Он вернулся на транспортном корабле?
– Вернулся откуда?
– С Земли.
– Не знаю. Могу уточнить у отца. Наверное.
– Ясно. Уточните, – может, он вспомнит. Ваш дед никогда не рассказывал ничего, позволяющего сделать вывод, что он нашел нечто исключительное?
– Мне – нет. По крайней мере, я не помню. Родители говорили, что по возвращении домой он был крайне разочарован и подавлен. Не слишком похоже на человека, который наткнулся на что-то исключительное.
Я беспомощно посмотрела на Марису.
– Вы закончили? – спросила она.
– С кем можно о нем поговорить? Его коллеги могут знать что-нибудь?
– Есть Лоренс Саутвик. – (Он возглавлял фонд Саутвика, известный больше всего финансированием археологических программ.) – Друг моего деда. Сейчас он на пенсии.