– вонзать канюли в вены, ставить пакеты с кровью, плазмой, тромбоцитарной массой;
– отшвыривать в угол пустые пластиковые мешки из-под физраствора, Хартмана и прочих жидкостей, которых можно влить в человека, спасая ему жизнь;
– подгонять нерасторопных помощниц и неуклюжих, как щенки, младших врачей;
– заказывать новую кровь в Банке Крови, подсчитывать в уме кровопотерю и адекватность ее возмещения;
– выхватывать с монитора одним взглядом все показатели жизнедеятельности, анализировать их и сохранять в памяти, чтобы потом, когда сможешь вздохнуть, занести в компьютерную карту больного;
– следить, чтобы температура тела не упала ниже критической отметки, около которой ждет старуха с косой. А это непросто, когда живот распахан от грудины до лобка и весь ливер наружу, и кровь льется туда и обратно рекой;
– и, конечно, материть вполголоса, а иногда и в полный голос! – хирургов, которые довели и больного, и тебя до жизни такой.
То оно, время, становилось тягучим, резиновым, как часы на картинах Сальвадора Дали, когда тебя диким криком по телефону вызывают в операционную. Ты влетаешь и видишь чернеющее на глазах от тяжелого ларингоспазма тельце младенца, а бестолковый твой подчиненный стоит застывшим от растерянности истуканом, а вены нет, и не будет. Не будет, если ты ее не отыщешь и не «откроешь».
И ты знаешь, что, начиная с этого момента до остановки сердца, у тебя есть 90 секунд, если не сможешь «раздышать» ребенка.
Вся операционная застыла и смотрит только на тебя.
Во рту твоем сухо и горько от выброса адреналина. Стараешься унять дрожь в руках, стук собственного сердца в ушах мешает слышать уходящий в пике монитор. А внешне ведь – само спокойствие! И успеваешь «запихать» трубу, останавливая обратный отсчет на последних секундах, так в кино красные, быстро бегущие назад цифры на таймере бомбы замирают на цифре «1».
И пока это им – Мишке и Эльке – удавалось всегда: остановить обратный отсчет.
Двери всех офисов радовали бы армейскую душу унылым единообразием: белая рама, дверная плата под темно-коричневое дерево. Единственное различие – порядковые номера: 201, 202, 203…
Дверь Колдуна выходила седьмой по счету слева, номер офиса 209, как записала Элька. Дверь эта была действительно седьмой по счету слева. И на ней сталью отблескивали большие цифры «29»2.
– Странно, – пробормотал Миха.
– Что – странно? – Эля стояла чуть за ним, привычно уткнувшись носом в его плечо.
– Номер кабинета… Он должен быть «209», и у тебя так и записано… а тут – «29». Ничего не перепутала?
– Ну, ты прямо! – задохнулась от возмущения Элька. – Если я имен не запомнила, это еще не значит…
– Все, все, все! – Мишка поднял руки жестом «сдаюсь».
– Может, «ноль» в номере просто упал? – предположила Эля.
– Может,