Она так была занята рассказом, что не обратила внимание на Анну, которая совершенно ее не слушала, а была полностью погружена в себя. Но Джине, признаться, было все равно, слушают ее или нет. Она очень хотела выговориться и воспользовалась своим шансом. Джина вернулась за свой рабочий стол, напевая веселую песенку. Анна сидела на диване с печеньем в руках, она так и не раскрыла упаковку и не сделала ни глотка принесенного ей чая, она давно уже погрузилась в собственные мысли и не обращала внимания на происходящее вокруг.
Доктор опоздал на двадцать минут, извинившись, он проследовал в кабинет, минуты через две пригласил Анну.
– Пожалуйста, присаживайтесь, Анна, – Сэм указал на кушетку.
Анна села, как обычно взяв с полки глиняную фигуру небывалого уродливого животного, ей так было легче говорить. Она представляла, что говорит с фигурой, а не с человеком, она не хотела, чтобы кто-то слышал все то, что она иногда рассказывала. Ей казалось, что некоторые вещи лучше вообще не произносить вслух, а глиняной фигурке было все равно, она бы не стала осуждать человека, что бы тот ни сотворил.
– Вы хотели поговорить о тишине, доктор, – тихо сказала Анна. – Я много думала об этом, но мне нечего вам сказать. Я не нахожу слов, чтобы описать то, что чувствую.
Сэму показалось, что Анне стало чуть лучше по сравнению с их последней встречей. Ее взгляд немного прояснился, привычный тремор оставил ее руки в покое, она выглядела абсолютно спокойной и нормальной настолько, насколько вообще можно судить о нормальности человека по его внешнему виду. Доктор рискнул поднять давно интересующую его тему.
– Давайте поговорим о ребенке или о его отце, – предложил Сэм.
Анна изменилась в лице. Взгляд потерял точку опоры и снова стал рассеянным. Доктору показалось, что он физически ощутил всю тяжесть груза, который Анна волокла за собой и никак не могла скинуть – ни сама, ни с его помощью. Ему показалось, что и сама фигура девушки мгновенно потяжелела и потемнела, как будто налилась ядовитыми соками раненого сознания.
– Я люблю ребенка, ребенок это все, что у меня есть, – медленно, монотонно, четко проговаривая каждое слово, произнесла Анна.
Это были не ее слова, не ее голос, а как будто заученная по чьему-то научению фраза. Слова, которые должны были бы нести в себе определенные эмоции, звучали настолько мертво и безжизненно, что у доктора не осталось сомнений: ребенок и все, что с ним связано, – самая болезненная тема, а возможно, и причина, по которой Анна поддалась заболеванию.
– Плач превращается в рев. Глухой рев, как будто что-то его раздирает изнутри, просится наружу, но никак не может освободиться. Крик… Каждую ночь. Я не сплю. Я устала, – Анна продолжала говорить монотонно, но уже не так четко и внятно. Доктору требовалось все его внимание, чтобы разобрать некоторые ее слова.
– Возможно, ваш ребенок чувствует ваше состояние, и это его тревожит.