Ей нравилось танцевать. Ритмичная эротическая музыка, включенная на полную громкость так, что пол сотрясался от гулких басов, перемешенная с мерцающим светом и сценическим дымом, опьяняла ее разум сильнее вина. Движения собственного тела и соприкосновение с пилоном возбуждали ее, и душа наполнялась приятным томительным страданием. И в то же время всем своим нутром, всем сердцем она ненавидела свою работу. Ей казалось, что ее красота и сексуальность, а также тот факт, что ей приходится этим зарабатывать на жизнь, – самое настоящее проклятье, тяжелая ноша, которая легла на ее хрупкие плечи грузом неразделенных обид, непонимания, постоянной физической и духовной неудовлетворенности, а еще – антипатии к мужчинам и, как следствие, одиночества.
Лет около восьми тому назад еще совсем молоденькая, недавно окончившая школу и, параллельно с этим, классы современного балета, она решила, что посвятит свою жизнь танцам. И ее природная чувственность и обаяние, очевидно, за нее решили, каким именно. Стриптизу она научилась быстро. Танцевала поначалу в дешевых кабаках, где и заимела своих первых воздыхателей из низкосортного контингента – вечно пьяных и воняющих бородатых мужиков. Именно такими все они стали ей казаться после того, как она уединилась с одним из посетителей в приватной комнате. Это был ее первый заказ. На ней тогда был костюм школьницы: короткая клетчатая юбка и топ, – и два завязанных хвостика по бокам на голове. До этого момента, думая о работе танцовщицы, она представляла ее иначе: в фантазиях ее зрителями были симпатичные молодые красавцы – иногда певцы или актеры, а иногда таинственные одинокие незнакомцы, – которые восхищались не только ее сексуальным телом, но могли также разглядеть красоту и наполненность ее души, проникнуться утонченной чувственностью ее внутреннего мира. Она была готова отдаться им без лишних слов, но они, пересиливая безумное притяжение, всякий раз на секундочку останавливались и как бы говорили глазами: «Ты – богиня. Я сделаю все, что ты захочешь». Но в реальности все оказалось куда более отвратительным. Тот вонючий байкер был, мягко говоря, далек от созданного ею идеала. Сидя на диване и набивая пузо пивом и кальмарами, он с животной дикостью в глазах наблюдал, как она танцует. Что-то невнятное мычал и противно ухмылялся, то и дело трогал свой член сквозь штаны. Окончательно отупев от возбуждения, он поднялся и стал приближаться к ней, под ритм покачивая огромной задницей и облизывая жирные пальцы. Низменный инстинкт и пресмыкающаяся, грязная похоть с каждой секундой все более обезображивали его рожу. Все ее тело неприязненно содрогнулось, когда он стал гладить ее ноги, забираясь руками под юбку. Она выскальзывала из его рук, словно дразня и играя, но на самом деле внутри нее все переворачивалось от омерзения. Он схватил ее за ягодицы, провел языком по оголенному животу, поигрывая пирсингом в пупке. От него разило то ли мочой, то ли дешевым пивом, то ли какой-то тухлятиной. Ее затошнило. Она пыталась оттолкнуть от себя его тушу, намекая, что время танца вышло. Он, естественно, стал уговаривать ее на секс, но тут же получил категоричный отказ. Тогда он с остервенением плюнул на пол, бросил ей в лицо бумажный доллар и вышел из комнаты.
То, что случилось потом, она всегда вспоминает с содроганием. Этот ублюдок выследил ее, когда она возвращалась домой после смены. Сначала он шел позади, поодаль, но стоило ей войти в парк, как он тут же оказался рядом, схватил ее, зажал рот и оттащил за деревья. Когда она вновь увидела его лицо, то от страха и отвращения как будто провалилась в полусон. Помнила только, что громко кричала, отбивалась от него ногами и уворачивалась от его противной рожи, вертясь на земле, словно раненая кошка. Его руки конвульсивно стягивали с нее джинсы и вот уже добрались до трусиков… Дальше – какой-то взрыв внутри, взрыв ярости и отчаяния. Под руку попалось что-то тяжелое – то ли камень, то ли бутылка. Со всего размаха она ударила его по голове. Он застонал, стал материться, его жирное тело перевалилось набок. Не помня себя, она побежала прочь из парка.
Тогда она впервые подумала о самоубийстве. На душе была смертельная рана, а собственное тело настолько опротивело, что она захотела избавиться от него. К счастью,