Я с облегчением оставил ее разум. Но по крайней мере, я понял.
– А теперь? – спросила она.
Да, теперь. Теперь я понимал. И ее надтреснутый точно стекло голос давал мне ответ. Ее лицо давало мне ответ. То, как разомкнулись ее губы в ожидании моего рассказа о том, что привезло мое волшебное путешествие по пути истины. Ее рука у щеки. Все это дало мне ответ. И я сказал:
– Да.
И между нами воцарилось молчание. Через некоторое время она заговорила:
– Я ничего не почувствовала.
Я пожал плечами.
– Нечего чувствовать. Я там был всего несколько секунд, и все.
– Ты не видел всего?
– Нет.
– Потому что не хотел?
– Потому что…
Она улыбнулась.
– Я понимаю, Руди.
Ах, понимаешь? По-настоящему? Просто прекрасно. И я услышал, как говорю:
– Вы этим уже занимались?
Если бы я оторвал ей руку, это бы болело меньше.
– Сегодня это уже второй раз ты задаешь мне такой вопрос. Мне не слишком понравилось в первый, а сейчас нравится еще меньше.
– Ты сама захотела, чтобы я залез тебе в голову. Я на этот маршрут билета не покупал, нет.
– Ну, ты там был. Недостаточно внимательно осматривался, чтобы выяснить?
– Я этого не искал.
– Что за цыплячье дерьмо, льстивое, вшивое, трусливое…
– Я не расслышал ответа, советник. Будьте любезны ограничиться простым «да» или «нет».
– Не будь смешным! Он в блоке смертников!
– Есть способы.
– Откуда тебе знать?
– У меня есть друг. В Сан-Рафаэль. В том, что называют Томал. Через мост от Ричмонда, чуть к северу от Сан-Франциско.
– Это Сан-Квентин.
– Да, оно и есть, верно.
– Я думала, этот твой друг был в Пеликан-Бэй?
– Другой друг.
– Кажется, у тебя полно приятелей в тюрьмах Калифорнии.
– Это расистская страна.
– Я это уже слышала.
– Но Кью – это не Пеликан-Бэй. Разные состояния дел. Как бы они ни закручивали гайки в Томале, в Новом Орлеане хуже. В Туфле.
– Ты никогда не упоминал о друге в Сан-Квентин.
– Я много какое дерьмо не упоминал. Это не значит, что я его не знаю. Я велик, во мне сокрыты толпы.
Мы сидели в тишине, втроем: я, она и Уолт Уитмен[52].
«Мы ссоримся», – подумал я.
Не понарошку, обсуждая какой-нибудь фильм, насчет которого мы разошлись во мнениях. Это было скверно. До костного мозга скверно и незабываемо. Никто никогда не забывает таких ссор. Можно развести грязь в секунду. Скажешь какую-то ерунду, которую не взять назад, которую не простить. Посадишь навсегда язву на розу дружбы, и она никогда не станет прежней.
Я ждал. Она больше ничего не добавила, а у меня не было точного ответа, но я был весьма уверен, что Генри Лейк Спаннинг дошел с ней до конца. Я почувствовал