Осмотрев стол, я подтянул его к окну. К моему удовольствию, в переплёты были вставлены стёкла, а не слюда. Ярко светило солнце, отражаясь от снега, и в комнате было светло.
Я попросил боярыню уйти. Та поджала губы и с неудовольствием вышла.
Ксения разделась и улеглась на стол. Крепкие столы делали раньше – не скрипнул, не шелохнулся. Знамо – из дерева сделан, не из опилок.
Я напоил Ксению настоем опия. Пока он медленно начинал действовать, вымыл руки и разложил инструменты. Пора.
Я вытянул перед собой руки – не дрожат ли пальцы? Нет, нервы в порядке. Сделал первый разрез, а потом отключился от окружающего. Прошил сосуды кожи, клетчатки. Расширил разрез. Передо мной открылась опухоль – большая, округлая, красно-сизого оттенка. Чёрт, как неловко – нет удобного доступа к ножке опухоли.
Вообще-то опухоль внушала некоторые надежды. Во-первых, подвижна, что является хорошим признаком – не проросла в окружающие органы, во-вторых – ножка есть, через которую проходят сосуды, питающие опухоль – их прошить и пересечь легче. В-третьих, опухоль овоидная, как яйцо, что чаще бывает при доброкачественных образованиях. Раковые опухоли быстро прорастают границы органа, где появились. Форма их неопределённая – во все стороны растут, как кляксы, внешне – белесоватые.
У меня по ходу операции медленно повышалось настроение. Всё – выделил опухоль, вытащил из живота, положил рядом с телом девушки. Осмотрел живот – нигде не кровит. Стало быть – пусть пока полежит так.
Я переключился на опухоль. Осмотрел её снаружи, потом рассёк ампутационным ножом и чуть не вскрикнул от радости. Внутри опухоли было сало, волосы – даже какие-то плотные фрагменты, напоминающие костные. Так это же тератома или дермоидная опухоль. Образование доброкачественное, врождённое, но расти обычно начинает с наступлением периода полового созревания, поскольку исходит из яичников.
Фу! Я испытал облегчение. Если бы это был рак, пришлось бы делать более обширную операцию – удалять лимфоузлы, а может быть, и некоторые близлежащие органы.
Кстати, даже в современных больницах технология такая же. При операции удалённую часть или орган относят к патологоанатому или гистологу на срочное исследование, и пока оно выполняется, хирурги ждут заключения. От вердикта коллег зависит – зашивать ли операционную рану или продолжать операцию.
Понятно, что никакого патологоанатома или гистолога тут не было. Но я получил огромное облегчение – всё-таки опухоль не злокачественная. Я сделал ревизию брюшной полости – нет ли кровотечения, в каком состоянии другие органы? И со спокойной совестью ушил рану. Всё!
Перевязав Ксению, я перенёс её на кровать. Сел на стул, холстиной обтёрся. В доме было тепло, но не жарко, а я – весь мокрый от пота. Ксения стала отходить от опия, застонала.
– Потерпи, девочка, будет больно, но всё плохое уже позади. Вскорости ходить станешь, с подругами на посиделках песни петь, замуж выйдешь, деточек нарожаешь, и всё у тебя будет хорошо. А сейчас крепись, больно – я понимаю,