Один из тех, кто не участвовал в осмотре внутренней части разрушенной базы, подплыл к ней и со словами:
– Вот, госпожа майор… нашел в чем-то вроде холодильника… – протянул ей штатив с большими пробирками, надежно сидящими в снабженных уплотнителями гнездах. – Вам это интересно?
Безжалостный свет фонаря не оставлял никакого простора для воображения. Мэри могла только предполагать, что именно находится в пробирках, но вплетенные в лист клевера круги, один со стрелкой, другой с крестом – знак Генетической Службы Бельтайна – говорили сами за себя.
– Интересно? Да, пожалуй. Ин-те-рес-но… – то ли задумчиво, то ли злобно пробормотала она, разглядывая штатив. Потом, все еще не поднимая головы, она негромко спросила: – Процесс обнаружения заснят?
– Так точно, мэм. С нескольких точек.
– То есть никто не сможет обвинить нас в фальсификации? – въедливо уточнила она.
– Это исключено, мэм. Блоки видеофиксаторов наших шлемов невозможно вскрыть, а запись не поддается редактированию. Суды Российской империи и Pax Mexicana принимают записи таких блоков в качестве вещественных доказательств.
Мэри, наконец, взглянула на держащего штатив десантника. На ее лице застыла настолько странная улыбка, что тот невольно сделал движение назад.
– Что ты хочешь за это, парень?
– Мэм? – он неуверенно покосился на держащегося поблизости Терехова.
– На Бельтайне нет орденов. У нас тут вообще слабовато с наградами. Я, конечно, переговорю с господином контр-адмиралом, но это будет поощрение от твоего командования. А что тебе могу дать я? Кортик хочешь? Наш, бельтайнский? Мой кортик, тот, что мне вместе с первыми погонами вручили?
– Я… мне ничего не нужно, госпожа майор! – не будь его руки заняты штативом, он уж точно замахал бы ими.
– Не нужно? Ну-ну… Ладно, я что-нибудь придумаю.
Путь к поверхности Мэри запомнила смутно. Он показался ей очень долгим, но все когда-нибудь заканчивается, закончился и подъем. С платформы сбросили легкие тросы, тела погибших осторожно подняли, вслед за ними на платформу перебрались пловцы. Она уселась, привалившись к борту, и устало вытянула ноги. Ей давно не доводилось плавать подолгу, тело, такое невесомое и послушное в воде, на воздухе стало неповоротливым и тяжелым. Руки, стискивающие лежащий на