Аскер принес ему косячок, забитый в беломорину. Показал, как правильно втягивать едкий дым, пахнущий сгоревшим капроновым чулком.
Он действительно смеялся. И даже когда ему стало плохо и он с трудом добежал до туалета, все равно смеялся. Как сейчас.
Правда, сейчас он не курил. Но все равно хохотал во все горло.
Голова словно разделилась пополам, в одной половине тупо ворочались мысли о горящей цистерне и о том, что надо ехать в Тарусу, рассказать кому-нибудь о случившемся. А в другой… В другой полным ходом шло веселье. Там пили, пели и плясали. Обливали стены вином и выбрасывали стулья из окна. А он словно стоял внизу и, уворачиваясь от падающей мебели, прислушивался к тому, что происходит за этим ярко освещенным окном. И ему очень хотелось принять участие в общем веселье.
Он подумал, что было бы неплохо въехать в Тарусу на спущенных колесах. Черт возьми, вот это идея! И почему она раньше не пришла ему в голову? Если уж у машины нет двери, то зачем колеса? И кто сказал, что они должны быть накачаны? Куда прикольнее въехать в этот городишко на скрежещущих ободах!
Он похлопал себя по карманам. Жаль, забыл дома перочинный нож. Ах, как жаль!
Он открыл багажник и достал оттуда баллонный ключ. Длинный конец ключа был расплющен в виде небольшой лопатки – правда, недостаточно острой для того, чтобы ею можно было проткнуть колеса.
Он попытался. Но не смог. Однако его это не расстроило. Он выкинул ключ, и тот улетел гораздо дальше, чем дверь.
Он снова сел в машину и двинулся вперед по дороге.
Он что-то пел. Пел и сам не понимал что. Наверное, что-то веселое. Такое… Обалденно веселое. Невероятно веселое.
Он крутил руль в такт мелодии, которая билась в его голове сама, без какого-либо вмешательства с его стороны, будто кто-то ТРАНСЛИРОВАЛ ее, и от этого машина шла по синусоиде, постепенно увеличивая размах колебаний. Он выстукивал ритм на педали газа, и бедная «четверка» дергалась, словно у нее было что-то не в порядке с трамблером. А он просто смеялся и никак не мог отделаться от этого навязчивого ощущения потустороннего веселья.
Наконец показался город. Он сощурил левый глаз и прицелился. Ему вдруг очень захотелось сбить столб с табличкой «Таруса». Он резко нажал на газ и выкрутил руль, но промахнулся. Угловатый капот проскочил в каких-то пяти сантиметрах от толстой трубы, выкрашенной в белый цвет.
Но ничего. Там, впереди, еще много интересного. Он найдет, во что врезаться. В Тарусе-то? Обязательно найдет.
Он пел все громче и громче, но не слышал своего голоса. Только почувствовал, как заболели связки и в горле стало першить. И во рту… появилось такое ощущение, словно он все время что-то пьет. Что-то горячее и соленое, стекающее по губам.
Он опустил голову. Кровь пошла сильнее и теперь залила уже всю футболку.
«Мы летим, ковыляя во мгле… Мы к родной подлетаем земле…» Вот что он пел! Старую военную песню в переложении Чижа. Веселенький мотивчик! И слова что надо! «Вся команда цела, и машина пришла