Действительно, несчастный священнослужитель попал в огонь. Когда он подступил к хозяину, чтоб его угомонить, он не подумал, что кровь и злоба помутили тому взор и рассудок, вовсе его ослепили. Безбожный старик так саданул бедного попа кулаком в грудь, что риза его отлетела в одну сторону, шапка в другую, а сам он на четвереньках угодил прямо в кизячный огонь, и все лицо ему опалило. Рот у бедняги битком набит был золой и пеплом, а борода обгорела до самых корней волос, вся облупилась, так что и за полгода едва ли могла заново отрасти.
Оттого-то и воспоследовали сии сладчайшие благословения, что сам-то поп не выдержал и одного пинка, а хотел нашего пропитанного сывороткой, медом и благовонием старосту наставить на путь истинный.
– В церкви надоедают нам, – так мало того, и в саке хотят власть свою показать, – нешто стерпишь! – воскликнул староста. – Хорош тот, кто вас в священство рукоположил – проклятье сатане, – что это, прости господи, приходит на язык да уходит, приходит да уходит!
Еще долго бормотал себе под нос староста, а рассыльного тем временем увели и спрятали. Да направит его господь бог на правильный путь, чтоб уж он больше таких оплошностей не допускал, а грамотеям нашим пошлет побольше ума да разума, чтобы в таком месте не роняли своей чести.
4
Наконец староста открыл глаза и кинулся рыскать по всем углам, чтобы малость утихомирить свое сердце, но» рассыльный уже исчез.
Старейшины, с одной стороны, жена – с другой, обступили старосту, кое-как угомонили его, помирили с попом, а возвратившийся рассыльный бросился ему в ноги, повинился, поцеловал его в ручку и даже опрокинул водки чарочку.
Дым тоже понемногу разошелся, рассеялся и пар, – все, словом, стало приходить в порядок. Поп прочитал: «Да хранит»… один из старейшин – «Паки и паки миром»… хозяйка сказала «аминь», староста – «Прости нас, господи…» и «Отец святой, тебя имею посредником», и наконец, когда внесли водку с закусками – у всех сердце стало на положенное ему место. Все, что было, как ветром унесло, закурили ладан, открыли ердыки и дверь, запахи дурные все улетучились, головы разгорячились, и наши господа старейшины сели, наконец, трапезовать. Расстелили скатерть, на одном конце уселся поп, на другом – староста, остальные – в ряд вдоль стены, с поджатыми ногами, так, чтоб остался проход для прислуживающих.
Малый, налив водку, первым долгом поднес попу. Тот перекрестил чашу, благословил, дал сначала испить подносившему, – а подносил не кто иной, как наш рассыльный. Потом сам взял чарку в руку и начал свое благословение:
– Пошли, господи, миру покой, царям примирение, христианам освобождение. Дожить бы нам до того дня, когда будем мы так, всем народом, под русской рукой сидеть и пировать.
– Аминь, аминь! – возгласили все.
– Дому твоему, староста, желаю благополучия, детям твоим долгой жизни. Да сохранит господь незыблемым