– Какой у вас, кстати, был факультет?
– История искусств.
– Серьезно? А такой существует?
– Несколько лет уже. Правда, он пока самый маленький.
– Надо же. Как-то мимо меня прошло. Старею, наверное.
Генрих вздохнул и сделал добрый глоток глинтвейна. Спутница взглянула лукаво:
– Ну-ну, герр фон Рау, не надо кокетничать. Вы вовсе не старый.
– Тогда, знаете, у меня предложение. Называйте меня Генрихом. Если честно, я это «фон» терпеть не могу. А по именам – это, по-моему, вполне современно. Тем более мы с вами со вчерашнего дня – партнеры в расследовании.
– Тогда и вы меня называйте Анной. А почему не любите «фон»? Или вы так образцово скромны, что стесняетесь указания на дворянство?
– Дело не в скромности, просто обстоятельства так сложились. Дворянство мое – не наследное, а пожалованное. Отец был из бюргеров. Сам же я до двадцати трех лет был Генрих Рау, без всяких «фон». А ту историю, после которой мне прилепили благородную приставку к фамилии, не хочется лишний раз вспоминать.
– Это связано с экспериментом, из-за которого?.. – Она не договорила.
– Да, с ним. Когда программу прикрыли, мне дали пинка под зад, а в утешение сунули дворянскую грамоту. Ну и денег еще – довольно приличную сумму, надо признать. Но это было совсем не то, к чему я тогда стремился.
Он махнул рукой, допил свою порцию.
– Впрочем, что теперь говорить. Пойдемте лучше еще послушаем, – Генрих кивнул на помост, который был виден в окно. – Там уже вроде повеселее.
Новый артист выступал в комическом жанре. Персонаж, которого он представлял, был порождением Железного века и звался Ганс Шестеренка. Поставив шляпу с зубцами на край помоста, чтобы зрители могли бросать медяки, он приплясывал, тренькал на лютне и пел куплеты. Генрих и Анна пропустили начало, но поняли, что комик обличает некую ретроградку:
Как завидит паровоз –
аж шипит от злости.
От машин воротит нос,
мрачна, как на погосте,
нелюдима, зла, глупа
и с лиловой мордой.
Вся в колючках и шипах –
зато смотрит гордо.
Вот, народ, мораль тебе –
сразу жди подвоха,
коль увидишь на гербе
куст чертополоха!
Услышав последнюю фразу, они переглянулись. Анна предложила:
– А давайте его расспросим? Пусть расскажет, чем этот шедевр навеян.
– Давайте, раз уж мы здесь.
Генрих взял ее за руку, и они стали пробираться через толпу. Комик как раз закончил свой сольный номер, раскланялся и спрыгнул с помоста. Беззаботно зашагал прочь, свернул в боковой проход.
Они догнали его в закоулке с тыльной стороны очередного деревянного павильона. Генрих достал из кармана серебряную монету в полмарки и окликнул:
– Любезный, можно вас на минуту?
– Да, благородные господа?
Куплетист сгреб деньги