– Так почему я? – спрашиваю глазами.
– Ты никогда не бросишь своего, – так же взглядом отвечает она, – Я следовала за тобой весь обратный путь через Пограничье. Ты много часов нес Рыжую и не остановился. Только при встрече с удильщиком Кройдана вытащил нож и пошел прямо на него. Навье свидетель, я никогда в жизни не видела, чтобы эта тварь чего-либо испугалась и отползла в сторону.
– Ты знала о навьем заклятии?
– Да, но не знала, что оно наложено до утра.
– Так почему я? – повторяю вопрос.
– Ты всегда помнишь о своих живущих не так, даже не осознавая этого.
– Этого достаточно?
– Нет. Но главного ты не поймешь, пока не вспомнишь больше.
– Почему ты промолчала о выборе вчера ночью?
– Я хотела, но ты был так нежен и я… я забыла от счастья.
Рыжая. Беременная двойней Алеся. Алька. Я не чувствую ее в себе. Почему-то совсем. Что-то сломалось внутри за несколько минут или переродилось в совершенно другое чувство. Не знаю. И даже не желаю знать. Только глаза навки напротив, полные безграничной тоски и боли, держат и не отпускают. В данный отрезок времени я выбираю их и лишаю навку верхней строчки в списке приговоренных.
Я смотрю прямо в ее глаза, погружаясь в теплую зовущую мглу. Мне мучительно хочется назвать ее настоящее имя. Взгляд навки туманится, она тянется ко мне, словно для поцелуя, и мой разум нетерпеливо толкает ее в спину. Скорее же. Но она вдруг останавливается на полпути. Колеблется. Закон. Непередаваемая грусть в голосе, и бездна внутри ее глаз распахивается для меня настежь.
– Имя все лишь слово. Загляни внутрь, и ты увидишь его сам.
Ближе, еще ближе, я почти касаюсь ее ресниц своими, и отшатываюсь, едва не падая навзничь вместе с креслом. В водовороте неизвестных и непонятных мне чувств все семь звезд Гражуля Колы ослепительно сверкают в каждом ее зрачке. Семь звезд – семь символов. И двойной Мицар двойным «л».
– Аллахора! – такое знакомое мне имя.
Глава 7
Чувство, щемящее и непривычно волнующееся в груди, стало плоским и зыбким в мозгу, потеряло все очертания, подернулось серым. И эта серая пелена крепла, становилась плотнее, густела, съедала, как весенний туман последний снег, старые образы и воспоминания, воплощалась мелкими холодными каплями пота, и капли эти проникают прямо внутрь, оседают, вяжут губы знакомо, словно горечь болотных трав Кройдана.
– Аллахора?
Едва слышно произношу я, и глаза навки сверкают в ответ безграничной синей радостью. Я поднимаюсь с кресла, достаю из кармана тоненькую пачку купюр, отсчитываю несколько, немногим больше стоимости коктейлей, показываю официантке, что положил деньги на стол и протягиваю руку навке.
– Идем.
Звук моего голоса лишен не только интонаций, он просто лишен самого смысла звука, словно я еще не осознал, что получил мой разум – нокдаун или