За дверью на корточках сидела дурно пахнущая тварь, покрытая редкой шерстью. Из-за ее спины виднелись слюдяные крылья.
– Осень на дворе, а я не перелетная птица. Перезимовать надобно! – Отстранив Нестора, родная душа вползла в комнату.
Забравшись на обеденный стол, она осмотрелась.
– Накрывай на стол! Я помои обожаю, с душком!
В глазах Нестора потемнело. Зашатался и выскользнул из-под ног пол. Ударившись головой, Кумов потерял сознание.
– Какие мы изнеженные! – Существо спрыгнуло со стола.
Всю зиму в жилище Кумова стояла тишина. С появлением первых проталин прохожие стали очевидцами необычного зрелища – из подвального помещения выползло жуткое создание. Жмурясь от яркого дневного света, оно потерло лапками выпуклые глазищи и посмотрело вдаль. Крестообразно сложенные на спине крылья зашевелились. Издав звук, отдаленно похожий на жужжание, чудище унеслось в весеннее небо.
Вызванный очевидцами наряд милиции проник в каморку, из которой появилась тварь. На куче грязного тряпья валялся обглоданный человеческий скелет. Со стены на блюстителей порядка взирал портрет самодовольного мужчины. Загадочно улыбаясь, он намекал, что останки принадлежат ему. Никаких вещей, принадлежащих странному существу, в помещении обнаружено не было. Милиционеры составили протокол, опечатали дверь и больше к этому делу не возвращались.
III
Тьма принесла долгожданную прохладу, накрыла проспекты и сморенные зноем подворотни. Разомлевший город дремал, изредка вздрагивая от песен загулявшей молодежи. В распахнутое окно квартиры гробовщика Евлампия Успенского залетал ветерок.
Венки, украшавшие стены, ласково шелестели бумажной листвой. Мебель в комнате отсутствовала, если не считать за оную два гроба. Один использовался в качестве кровати, другой – в роли обеденного стола. «Скоро умру, а передать навыки некому! – скорбел Евлампий. – Наследника бы. Да откуда его взять?»
Гробовщик открыто презирал слабый пол за меркантильность, за предвзятое отношение к жизни. «Этим бабам постоянно чего-то не хватает. То денег мало, то внимания, а то цивилизованное общество подавай! Видите ли, им нужно блеснуть новой „чешуей“ и продемонстрировать свою тупость!» – рассуждал он, лежа в гробу. Но это была отговорка. На самом деле познакомиться с жен-щиной Евлампию мешала стеснительность: он заикался.
Прежде чем вырваться наружу, слова долго висели на кончике языка, затем срывались, застревали между зубов или скатывались в глотку. Евлампий тужился и отхаркивал их. Лицо его багровело. Гробовщик тушевался, махал рукой и прекращал не начавшийся разговор. Логопед посоветовал ему говорить нараспев. Успенский внял рекомендации и общался с клиентами, как дьяк на отпевании. Выходило очень трогательно, число заказов резко возросло.
– Ка-а-кой гробик будем за-а-казывать? Про-о-стенький, или с модными рю-ю-шечками? – Он ощупывал глазами комплекцию заказчика и прикидывал