С грустью замечаю, что её лицо осунулось и у неё совершенно нет желания посетить со мной ночной клуб. Она теперь замужем и муж, изредка посещая гасторбайторские московские стройки, решил, что вправе запрещать ей жить не по графику с его биологическим ритмом. Было понятно, что это семья, которую возглавила женщина, теперь войдет в топ самых непонятных нелогичных страдающих семей России, ибо как смириться с нарастающей неуверенностью в себе Надя пока до конца не хотела знать. Но единственное, от чего ей нужно было избавиться, это от толстощекого сосунка. Пройдёт время и она найдёт путь избавления от тени своего собственного отца, но пока она не успевает уложить волосы и сделать макияж, ведь у матери толстощекого ремонт, надо бежать…
Мы прощаемся с подругой возле остановки, каждая по – своему печальная. В моей правой руке алеет букет невесты, пойманный мной без особых усилий вчера вечером на свадьбе Нади. Мне хотелось выбросить его в урну, так как я ненавидела свадьбы и к тому же аккуратные бутоны роз навевали тоску, несравнимую с этим теплым октябрьским днём. Безобидные цветы напоминали о неудачном походе к психологу вместе с Димой, о том, что, возможно, я никогда не перестану убегать от разочарований. Вот что важно.
– Любишь его? – напоследок сгущает краски Надя.
– Не знаю. Уже не знаю. Всё так быстро прошло. Ничего не чувствую.
– То, что ты мне рассказала, ужасно. Думаешь, ты правильно сделала, что позвала Рому тогда? Дима смог бы убить? Странно. Мда.
Подруга задумчиво всматривается в солнечные блики, играющие в догонялки на стекле киоска рядом с остановкой.
– Я боюсь, что любовь умерла.
Надя встревоженно обернулась на мои слова, но ничего не сказала. Минуту спустя, она села в газельку, которая унесла её в мир обоев и голых подколов свекрови.
Как это случилось? Кто бы знал как. Прошла неделя безразличия к произошедшему. Я думаю, у меня шок.
Мы поссорились с Димой. Очень сильно. В который раз в баре и опять на людях. Снова встала и ушла, снова позвонила, снова приехал и снова дождь. Мелкий, но сильный дождь, под которым он сидел усталый, не в силах зайти в подъезд. Я звала его по имени, а он всё сидел, и паника паразитировала его изнутри как никогда. Но в тот момент он молчал от бессилия что – либо решить, от застоя в жизни, который появился из неоткуда. Мы что – то пропустили и поэтому глупо находились в пяти метрах друг от друга, ведомые непонятным чувством страха. Мы устали. Очень устали. Он устал от того, что я требую его бросить курить и дозировать алкоголь, от моих вечных дилемм, которыми я любила его закидывать, а ещё ему зверски надоело ломать себя и обещать, что у нас с ним обязательно будут дети года через три и, конечно же, мы станем счастливыми