Наказание должно иметь смысл. Магические наказания – для магов, а не для тех, кто выбрал быть как люди. Не этому ли хотели научить весь дрееровский курс, который привели смотреть тот показательный спектакль?
Так Дмитрий полагал еще совсем недавно. Потому и строил прогнозы на исход повторного слушания. Но после встречи с «поэтами» и сегодняшней беседы с Анной еще одна разноцветная стекляшка-смальта легла в общую мозаику.
Инквизиция всегда наблюдает. Всегда экспериментирует. Кармадон не просто так собирает артефакты, чтобы держать за семью печатями и чахнуть над ними, как царь Кащей. Он постоянно с ними работает. Дункеля интересует все, что может отодвинуть Священный Ужас… и укрепить его личную власть.
Сама школа – эксперимент. Большой эксперимент, призванный дать сведения о том, как уживутся Светлые и Темные, когда они еще не умеют договариваться и сдерживать себя. И школа предоставила такие данные. Вот почему Ярова не прислали сразу, еще при основании интерната, чтобы поставил свою защиту. Хотели посмотреть, что будет без этого. И посмотрели, и сделали выводы. Какой смысл показательно расправляться с лишенными способностей школярами, если все необходимые данные уже получены?
Зато их можно использовать. Через несколько лет. Как людей. И даже как джинна, ведь контрольный пакет акций в твоих руках, в твоем схроне. Ты был прав, Кармадон.
Иногда словеснику даже казалось, что эксперимент продолжается. Он не делился с этим ни с кем, даже с Лихо.
Логичный следующий шаг: накладывать каждому Иному печать, которая при осознанном нарушении Договора немедленно развоплощает носителя. Или, скажем, работает более гуманно, лишая магических сил на срок, определенный тяжестью проступка. Дивный новый мир. Иная антиутопия. Наверняка такие идеи разрабатывались. Скорее всего, нечто подобное уже предлагал сам Яров. Даже если таких чар еще не создано, над ними стоило бы поработать научному отделу.
Но вряд ли Инквизиция на это пошла. И не пойдет. Потому что тогда она сама будет не нужна. Если младший надзиратель Дреер сидит и мучается от того, что ему некого спасать и некого выгораживать, каково будет самому Кармадону осознать, что собранные за века артефакты можно сдать в пражский музей и даже не разряжать.
– Дмитрий Леонидович, – сказала Анна, деликатно звякнув кофейной чашкой. – А здесь еще работала женщина. Молодая такая, красивая. Тоже Инквизитор. Это она мне сказала, что вы… ну, якобы погибли. Где она сейчас?
– В Праге, – коротко ответил Дреер.
На бывших «мертвых поэтов», ставших взрослыми и прагматичными, у Инквизиции могли быть виды, хотя бы как на лояльное звено между Иными и людьми. А вот для ревоплощенного надзирателя Дреера места, казалось, не нашлось. Его даже не судили, хотя перед