– До них еще добраться надо, – рассудительно сказал бродяга. – Денег у тебя тоже нет, поди, раз живешь на всем готовом?
– Десяток монет наберу, – ответила я. – Да еще кое-какие драгоценности, что мне родители дарили. Но их даже не продать – очень приметные. Разве что камни вынуть, а золото на лом пустить, но толку мало выйдет. Украшения девичьи, тонкой работы, а тех самых камней всего ничего, да и те мелкие.
– Ясно-понятно, такие штучки именно что за работу ценятся, – вздохнул бродяга. – Скрываться тебе тоже сложно…
– Да уж. Я могла бы переодеться юношей и сбежать на прогулке: мужская одежда есть, волосы отрезать несложно, но лицо… – я покачала головой, – не спрячешь. Да и хватятся меня тотчас же, если не вернусь вовремя. Сразу голубок в столицу полетит, а оттуда – приказы по всем заставам. Да они и так, думаю, предупреждены.
– Одежду тоже вмиг признают, дорогая, поди! И конь, надо думать, не кляча какая-нибудь. – Бродяга снова почесал в затылке. – Вот так дела! Прежде, будь ты в городе, могла бы нищенкой переодеться, а теперь сразу заприметят! Ладно я – хожу-брожу, нанимаюсь за краюху хлеба на какую-никакую работу, но не попрошайничаю…
– Только подворовываешь.
– Не без этого, – ухмыльнулся он. – Уж прости, хозяйка, я подумал: дом богатый, чай, не обеднеют без пары побрякушек! Я к чему говорю: с нищими нынче неласково обходятся. Тоже королевский указ: всех попрошаек в каталажку, а там уж… Кто покрепче и не заразный, вроде меня, – тех работать отправляют, а то, я слыхал, увозят куда-то. Может, в рудники, может, на галеры продают. А калек да больных… – Он умолк, потом добавил: – С такими разговор короткий. Опасно нынче бродяжить да попрошайничать.
– Думаешь, Рикардо предполагал, что я и нищенкой не побрезгую переодеться?
– Ага. А там уж… если ты в столице выросла, то наверняка слыхала про Веселый квартал и тамошний народец. Им Рикардо поперек горла, «ночные короли» его ненавидят – работать не дает! Стража лютует, нищих от храмов сперва просто гоняли, теперь вот – на телегу да за решетку, пока суд да дело… а то и безо всякого суда, сам вот еле вывернулся. Чужаку вообще с оглядкой ходить надо, не спросят, кто ты – бродяга или просто путешественник, только с корабля сошел да осматриваешься! А без путешественников и трактиры, и доходные дома, и веселые тоже, уж прости за подробности, чахнут.
– Да уж, наверно, теперь человек десять раз подумает, прежде, чем ехать сюда… – пробормотала я. – А говоришь, ничего не знаешь!
– Так я думал, тебе только про сестру да ее мужа интересно услышать, – серьезно сказал он. – А теперь уж сообразил, что они-то там, на самой верхушке башни, откуда многого не видать, а внизу народу ого-го сколько! Те же контрабандисты… Слыхал я от папаши, что твой отец на их забавы смотрел сквозь пальцы, не задаром, конечно…
– Испокон веков так было, – кивнула я. – Есть тут в окрестностях