Он замер и повернулся к ней.
– Ты не сделаешь этого, – попросил он глухо.
– Сделаю, – она коснулась его плеча, потрепала, – обязательно сделаю, дорогой. Ты меня знаешь…
Галина вышла, а он всю ночь просидел, разглядывая свои картины, гладя корешки книг, перелистывая альбомы…
Регина никогда так и не узнала об этом. Но даже если бы узнала, вряд ли поняла бы. Дикая боль, перенесенная во время операции, изменила ее до неузнаваемости. Она стала циничной, резкой.
Через год к ней пришел пожилой человек в черном костюме и попытался передать большой пакет. «Это вам от него», – сказал он, страдая одышкой. «К черту! Мне ничего от него не нужно! – заявила Регина. – Верните ему и больше не смейте показываться мне на глаза!» Она оттолкнула пожилого мужчину и с грохотом захлопнула дверь.
Дома Николай сел в кресло, опустил руки.
– Не взяла, – радостно засуетилась жена, разворачивая пакет. – Я так и знала. Пусть теперь у нас висит. – И она стала пристраивать на стену картину, где на ослепительно белоснежном фоне расплывалось загадочное сиреневое пятно.
Николай не мог вернуть картину другу, тот лежал теперь на городском кладбище, под охапками цветов, под кольцами венков…
А Дмитрий Николаевич увидел однажды странный сон, где кружились ночные бабочки… Вдруг он охнул от острой боли и сел в кровати. Валидол. Где же? Ну да, на кухне. Он встал, но так и не дошел до двери. Он упал, и ему почудился плеск волн, дома, утопающие в воде. «Так вот ведь оно, Рина, видишь, вот…» – хотел было крикнуть он, но не крикнул, не успел…
Жена его после похорон вздохнула облегченно, перебралась через сорок дней к своему второму мужу, стала распродавать библиотеку Дмитрия, его картины. Появлялись важные, солидные люди, предлагали неслыханные за такую дребедень цены. «А все-таки он знал в этом толк», – соображала Галина, переводя деньги на свою сберкнижку и купив, наконец, мохнатый красный ковер, о котором всегда мечтала…
8
И вот теперь, через пять лет после всей этой истории, Рина снова влюбилась.
– Ринка, я тебя умоляю. Ты должна выйти за него замуж. Замуж – и точка. Слышишь, по-другому – не соглашайся!
– Да он ничего от меня не хочет, как ты не понимаешь, – взвизгнула сестра и залилась горючими слезами.
Капа не выдержала, сунула ребенка в коляску, выгнала Ринку сморкаться в ванную, а сама тихонько сняла трубку телефона:
– Мам, с Регинкой опять начинается… У меня, у меня… Конечно, задержу.
Через полчаса, охая на каждой ступеньке, Ольга Карловна вышла из такси и поднялась по лестнице на третий этаж «сталинского» дома, где жила Капа.
– Ой, и говорила я тебе селиться внизу, ты ж меня не слушала, вот и прешь