уехал в город по зову городского полковника да задержался бурею. И сказал ей Степан, что голоден, и принесла она ему молока и картошек, Степан же привлек ее к себе и принялся ласкать ее и после познал как женщину. И увидели они некоторое время спустя скачущих к хутору вдалеке. И сказала девка: «Это отец мой и люди его возвращаются из города». И сказал ей тогда Степан: «Спрячь меня, не то выдадут они меня в Сальск – награда обещана за голову мою». И указала тогда девка на сарай, где держали коз, и схоронила в нем Степана. Тем временем подъехал к хутору Кучерявенко и спросил у дочери, не было ли кого здесь, потому как видели люди его чьи-то следы в степи. И ответила девка, что не видела никого, кто б был ей незнаком. Чуть погодя увидел Кучерявенко чужого коня, евшего из яслей его овес, и однако не стал спрашивать больше дочь свою, а приказал отрокам своим осмотреть хутор. И принялись отроки осматривать дом и все постройки и погреба – и пока удалились они, сказала девка отцу своему, что мужа ее ищут отроки с тем, чтобы выдать его на казнь. Тем временем вернулись посланные и привели Степана, сказав: «Вот человек, воровавший коз здесь». И велел тогда Кучерявенко оставить их и, когда удалились все, спросил Степана, что делал тот в козьем сарае. И ответил он, что жил некогда в Царицыне, и был у него козленок малый, и оставил он его в придорожной траве, а нынче ищет выросшим. И спросил тогда Кучерявенко, как же намерен узнать он козленка своего, и ответил тот: «По шерсти». И показал клок шерсти козлиной с исподу шапки своей. И сказал тогда Кучерявенко людям своим, что это путник, сбившийся в степи, и чтобы не трогали его. И остался Степан на хуторе и следующей весной отстроился на выселках.
Книга Степи (Вторая книга Похода)
1.
От дней начала и до дней исхода – недвижна ты и великолепна, степь. Приходят люди, рождаются из чрева матерей своих и пускаются в путь тропою твоей с севера на юг и с юга на север, и пускаются в путь с востока на запад и с запада на восток – и проходят путем своим, и нет их боле. Где они? И только колышутся травы твои – от века, и бродит ветер над равниною. Где они? Пришли ли к цели пути своего? Кто ответит теперь? Кто перечтет их – кого приняла ты, степь, в тучное чрево твое. Ты мать нам, степь, ты хранишь нас до срока – утоляешь голод наш охотой и жажду нашу у степных колодцев, ты согреваешь нас у ночных костров и даешь нам женщину силой руки нашей – тебя ли не благодарить нам? И не ты ли примешь нас в последние объятия твои, дабы воплотиться в тебе, рассеясь в черной плоти твоей и потом взойти травами колосящимися? И кто помнит о нас помимо тебя, степь? – Лишь враги наши. И кто сбережет детей наших? Лишь ты да случай. …Вот она, степь. Когда убрана травами, и колосятся травы, покуда хватает взгляда; когда выжжена солнцем и подымает ветер мелкую колючую пыль… Тиха степь: лишь свист хищной птицы рассекает воздух, да путаются ветры в ковылях – и только изредка встанет белым столбом шайтанчик – малый безобидный смерч –
