Подлиниус прошелся по комнате и остановился перед зеркалом, отражавшим его во весь рост, улыбнулся, приосанился и вскинул голову.
– За Вас, Вилникс Подлиниус, – произнес он, поднимая бокал. – За Высочайшего Академика Санктафракса!
В этот момент снова раздался скрежет, па этот раз сильнее обычного. Летающая скала задрожала, Личное Святилище закачалось, и зеркало затряслось. Высочайший Академик вздрогнул, и хрустальный бокал выскользнул у него из рук. Раздался приглушенный звон разбитого стекла, а вино кровавым пятном расползлось по белоснежному меху на полу.
Высочайший Академик отступил с выражением брезгливости на лице. В это время он услышал характерный свистящий звук падающего предмета, за которым последовал жуткий грохот. Вилникс замер. Потом повернулся: на полу в тысяче мельчайших осколков лежало зеркало. Нагнувшись, он подобрал кусочек стекла и повертел его в руках.
Как там говаривала бабушка? «Зеркало разобьется – печаль в дом ворвется». Он вглядывался в темный глаз, пристально смотревший на него из острого осколка, а потом подмигнул. «Хорошо, что мы не верим в приметы», – сказал себе Подлиниус и весело загоготал.
Предводительница гоблинов – низкая приземистая гоблинша по имени Мим – глубоко вздохнула, теребя амулеты и талисманы, висевшие на шее, и шагнула. Она вздрогнула, когда мягкая грязь просочилась между пальцами ее ног.
Скрид Пальцеруб уничижительно взглянул на нее:
– Ты все еще думаешь, что сумеешь сама пройти через Топи?
Мим не обратила внимания на его слова. Хлюп, хлюп, хлюп. Бледная липкая грязь покрыла ее лодыжки, затем икры и колени. Тогда Мим остановилась. Она понимала, что, если каким-то чудом ей самой и удастся перейти через Топи, ни старому Торпу, ни малышам никогда не сделать этого.
– Хорошо, – сказала она и сердито повернулась, продолжая проваливаться в трясину. Она подобрала юбку – грязь поднималась все выше. – Помоги мне выбраться отсюда, – произнесла она.
Скрид сделал шаг вперед и протянул костлявую белую руку. Подобно Топям, которые были его домом, каждый дюйм его тела был того же оттенка, что и бескрайняя поверхность трясины. Он вытащил гоблиншу, поставил на твердую почву и, стоя руки в боки, смерил ее презрительным взглядом.
Гоблинша порылась в своем мешке.
– Пятьдесят с каждого, как ты сказал, – проговорила она, – это будет… – Она подсчитала. – Пятьсот.
Скрид замотал головой.
– Цена выросла, – гнусаво сказал он, передразнивая гоблиншу. – По сотне с каждого. Теперь это будет стоить столько.
– Но ведь