Разумеется, уверенности у меня не было, но мне почему-то казалось, что Сэнсэй явится сегодня ночью. А может, мне просто этого хотелось: уж очень любопытной была и ситуация, и персонаж.
Сон, как и раньше, ничем сон не напоминал (разве что я точно знал, что это сон). Было похоже, что на этот раз Сэнсэй принимал меня у себя дома. Я вежливо (как когда-то учили в Каратэ) поклонился и, понимая всю степень своего невежества (но удержаться не было сил), стал озираться по сторонам. О традиционной японской архитектуре я знал мало. Немного нам рассказывали в институте, кое-что я взял почитать у дяди, у которого был отдельный шкаф книг о строительстве, причем примерно половину его занимали книги об архитектуре. Все японское было мне интересно по вполне понятной причине: в те времена я очень много занимался Каратэ, и все японское было мне не чуждо.
Еще одним источником сведений о японском жилище был фильм «Копьеносец Гондза», сделанный как экранизация пьесы Тикамацу Мондзаэмона, по прозвищу «японский Шекспир».
Разумеется, и шекспировские страсти, и копьеносец Гонза там тоже были, но не они казались главными. Главными «героями» были японский дом, японский сад, японские обычаи. Даже предметы обихода были важными персонажами. Может, я и ошибаюсь (много лет прошло), но предметы для чайной церемонии показывали чуть ли не половину фильма. Первое, о чем я подумал, выйдя из кинотеатра: «Как же они любят свою страну и как стараются сохранить традиции».
Но «в связи с полным переездом из страны Каратэ в страну У-Шу» все это постепенно потеряло для меня интерес. А сейчас вдруг все неожиданно вернулось.
Увидев жилище Сэнсэя, я понял, почему традиционный японский дом в современной западной архитектуре считается воплощением идеальной связи природы и архитектуры. Все было очень просто: легкое каркасное строение всего из двух материалов – дерева и бумаги. Торцовые стены сделаны неподвижными, остальные состоят из раздвижных рам (кажется, они называются «сёдзи»), оклеенных полупрозрачной бумагой. Внутреннее пространство делится на несколько частей деревянными рамами с разрисованными картонными вставками. Рамы эти скорее похожи на передвижные ширмы, меняя положение которых (или вовсе убирая их), человек в одиночку может с легкостью изменить планировку жилища за несколько минут.
Если честно, то, с одной стороны, это казалось потрясающе стильным, а с другой – напоминало соломенное жилище самого ленивого из трех поросят. В общем, было понятно, что понятие «мой дом – моя крепость» к этому случаю применено быть не может. Ну, разве что в его первоначальном, «законодательном», смысле, в котором его использовал (еще в XVII в.!)