– Зачем старушку трогаешь, мальчишка? – услышал, сзади, чей-то голос тихий, казалось добрый, но с укором.
Никита, испугавшись, отскочил назад и, обернувшись, никого не видел.
– Наверно, померещилось, – подумал он, внимательно смотря по сторонам, боясь и, удивлённо, с долей интереса, осматривался изподлобья.
– Мерещилось, мерещилось, – услышал вновь тот голос, откуда непонятно.
– Какая чертовщина! Напасть! – в сердцах он возмутился. – Наверно, пить пиво нужно меньше, чтобы не слышать слов из ниоткуда.
Сегодня вечером впервые выпил он полбанки пива.
В ответ услышал тот же голос, повторивший:
– Какая чертовщина. Напасть…
– Кто ты? И где ты, говорящий? – спросил Никита, испугавшись.
– Кто ты…, и где ты говорящий – услышал он свои слова.
Никита выругался крепче: – Пошёл …. подальше! Не до тебя!
Ему ведь было не до шуток от жути пробирающей… Услышал, – голос, его пославший, повторяющийся.
– Что, испугался? – другой услышал голос.
– Да, с ним Никита согласился. Немного испугался, – ответил на вопрос.
– Не бойся, эхо говорило, – старушка успокоила.
– А здесь откуда оно взялось? Проснулась и заговорила?
– Ночная тишина – попутчик. Она меня и разбулила.
– А почему ты здесь одна?
– Тебе мешаю я?
– Нисколько. Спала здесь?
– Я устала, верно.
– Домой к себе ты не идёшь? Не хочешь? Наверно, поругалась?
– Да. Поругалась. Точно.
– Плохо.
– Что может быть хорошего?
– И будешь делать, что теперь?
– Не знаю. Немного отдохну, затем, куда глядят глаза, пойду. У каждого своя судьба, никто не знает до конца свой путь-дорогу.
– Так может, к нам пойдём, бабуля? Там отдохнёшь. – спросил Никита, прекрасно понимая, что предложение, хоть от души, – неправильное, вряд ли выполнит предложенное.
Кряхтя, старушка поднялась и, заглянув в глаза, погладила Никитку по спине. От этого контакта дрожь в теле Никиты пробежала, чуть не сгорел он от стыда, растёкся к кончикам ногтей ног, рук, стыд, словно кровь и пиво.
– Хороший мальчик ты Никита. Таким и оставайся навсегда. Плохим всегда успеешь стать, – сказала бабушка и, вниз пошла, неловко, по ступеням.
Шум шарканья был слышен долго. Чем уходила дальше, стыд угнетал Никиту больше и, заставлял переживать в душе за предложение, хотя и доброе, но ведь нечестное. Он не решился бы в квартиру привести, ночной порой, прекрасно понимая, что из душевного порыва, хорошего, не получилось ничего. Могли бы маму разбудить, и поругалась с ним она, за эту вольность, обиделась, что разбудил, беспечно.
Стыдясь себя, Никита поднимаясь медленно, при каждом шорохе сиюсекундно оборачивался, то ли надеясь, что на месте шороха, появится та бабушка, то ли боялся встречи с ней. С тяжёлым чувством восприятия и понимания