Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие

– конечно. Но вероятность…

      – Вы меня удивляете, Яков. У корабля абсолютно разрушен рейсовый двигатель. Огромная сквозная дыра со следами сильного термического воздействия. По-моему, каждому нормальному человеку ясно, что это может быть только метеорит.

      У Вандерхузе был очень несчастный вид.

      – Ну… Хорошо, – сказал он. – Ну, пусть будет по-вашему… Вы просто не понимаете, Геннадий, вы не звездолетчик… Вы просто не понимаете, насколько это маловероятно. Именно в момент выхода из подпространства огромный метеорит огромной энергии… Я просто не знаю, с чем это сравнить по невероятности!

      – Хорошо. Что вы предлагаете?

      Вандерхузе оглядел всех в поисках поддержки и, поддержки не обнаружив, сказал:

      – Хорошо, пусть будет так. Но я все-таки буду настаивать, чтобы формулировка имела сослагательный оттенок. Скажем: «Указанные факты заставляют предположить…»

      – «Сделать вывод», – поправил Комов.

      – «Сделать вывод»? – Вандерхузе нахмурился. – Да нет, Геннадий, какой тут может быть вывод? Именно предположение! «…заставляют предположить, что корабль был поражен метеоритом высокой энергии в момент появления из подпространства». Вот так. Предлагаю согласиться.

      Несколько секунд Комов думал, шевеля желваками на скулах, потом сказал:

      – Согласен. Перехожу к следующей поправке.

      – Минуточку, – сказал Вандерхузе. – А ты, Майка?

      Майка пожала плечами.

      – Честно говоря, не ощущаю разницы. В общем, согласна.

      – Следующая поправка, – нетерпеливо произнес Комов. – Нам не надо запрашивать мнение базы, как поступить с останками. Вообще этому вопросу не место в экспертном заключении. Надо дать специальную радиограмму, что останки пилотов помещены в контейнеры, залиты стеклопластом и в ближайшее время будут переправлены на базу.

      – Однако… – с растерянным видом начал Вандерхузе.

      – Я займусь этим завтра, – прервал его Комов. – Сам.

      – Может быть, следовало бы похоронить их здесь? – негромко сказала Майка.