– Ну так бы сразу и сказал, – ничуть не смутившись, хмыкнул гобл. – Орать-то зачем?
Вздохнув, я посмотрел на потолок. Доски, как и следовало ждать, были непрозрачные, но не будь их и сто против одного, я бы разглядел сияющий нимб, а под ним – гнусно ухмыляющуюся физиономию того крылатого негодяя, что авансом ниспослал за грехи мою рассевшуюся рядом зеленошкурую скотину. Ну ничего… вот избавлюсь от клятого гобла и буду сквернословить, пить, играть в карты и развратничать лет пять напролет… глядишь, к шестому году и сравняю счет.
– Ну-у-у?
– Ы?
– Где в этом м-м-м… милом городе можно купить лошадь?
– Сложный вопрос, – вздохнул Толстяк. – Надо подумать.
– Подумай, – благостно изрек я. – Хорошо подумай. А я подожду. И суп тоже подождет, верно, Мак?
– Эй, какого еще…
– Он платит, – выбравшийся из недр кухни Хавчик аккуратно водрузил дымящуюся миску на край стойки, – он и решает, чего и когда ты будешь жрать.
Гобл совершенно человеческим жестом взялся за подбородок, раздул ноздри, наморщил шкуру на лбу и принялся злобно таращиться на меня, бормоча при этом что-то ну очень похожее на проклятье. Шаман, однако, из него был никудышный – любоваться потолком, насвистывая при этом «Диксиленд», его проклятье мне ничуть не мешало. Разве что фальшивил я чуть больше обычного.
– На конюшне.
– Чего-чего?
– Коняку можно купить у Майка Рэдхока, что держит конюшню в конце улицы, – выдавил гоблин. – С желтой крышей, там еще вывеска…
– Можешь обойтись без подробностей. Просто подними свой зад и отведи меня туда. Сейчас же.
– Эй-парень, а мой суп?
– Он все равно еще горячий, – заметил я, вставая и берясь за шляпу. – А улица короткая. Так что ты обернешься быстро, Толстяк… если, конечно, не окажется, что ты мне соврал.
Идея взять гоблина с собой была хороша, даже, можно сказать, великолепна. Я допустил только лишь единственную промашку, первым подойдя к выходу из салуна. Распахнул дверь, замер на миг – после царившего внутри салуна полумрака солнечный свет казался почти нестерпимым. Я едва смог различить рельефно-черный контур дома напротив – ломаную уступчатость крыши, вытянутый прямоугольник трубы и второй, более короткий, чуть правее. А в следующее мгновение в мой зад с маху впечаталось копыто бешеного мустанга и я гордой птицей кондором – в смысле, раскинув руки-крылья и хрипло крича – воспарил над крыльцом, пролетел добрых шесть футов и приземлился, точнее, приводнился точно посредине лужи.
– Твою мать!
Это было… все. Нет, не так – ВСЕ! Запах, как оказалось, не передавал и десятой доли вкуса этой… тоже жидкости. Полный рот, а хватило бы одной капли – последней. Сейчас прольется чья-то кровь…
Кое-как проморгавшись, я рывком выдернул из жижи верхнюю половину туловища, поднял револьвер, навел его на дверь салуна – и почувствовал,