– Дракон Дор-ломина достойней золотого змея Ангбанда!
Но шлем тот был создан не для людей, а для Азагхала, владыки Белегоста, убитого Глаурунгом в Год Скорби[38]. Азагхал отдал его Маэдросу, в благодарность за то, что тот спас его жизнь и сокровища, когда Азагхал попал в орочью засаду на Гномьем тракте в Восточном Белерианде[39]. Маэдрос же послал его в дар Фингону, с которым они часто обменивались знаками дружбы, в память о том, как Фингон загнал Глаурунга в Ангбанд. Но во всем Хитлуме нашлось лишь два воина, которым было по силам носить гномий шлем – Хадор и сын его Галдор. И потому, когда Хадор стал владыкой Дор-ломина, Фингон вручил шлем ему. По несчастью, вышло так, что на Галдоре не было этого шлема в тот день, когда он защищал Эйтель-Сирион, ибо враг напал внезапно, и Галдор выбежал на стену с непокрытой головой, и орочья стрела попала ему в глаз. А для Хурина Драконий Шлем был слишком тяжел, и к тому же он не хотел его носить, говоря:
– Я предпочитаю встречать врага с открытым лицом.
Но все же он считал этот шлем одним из величайших сокровищ своего дома.
Надо сказать, что подземные сокровищницы Тингола в Менегроте были полны всякого оружия: доспехов с узором, подобным рыбьей чешуе, сияющих, как река под луной; мечей и секир, щитов и шлемов, созданных самим Тельхаром или его учителем, Гамиль-Зираком Древним, или эльфийскими кузнецами, что были еще искуснее гномов. Ибо Тингол получил в дар несколько вещей, принесенных из Валинора и созданных самим Феанором-искусником, величайшим из мастеров, когда-либо живших в мире. И все же Тингол любовался шлемом так, словно сокровищницы его были скудны, и сказал он учтиво:
– Воистину, благородные чела венчал он некогда, чела предков Хурина.
И тут пришла ему новая мысль, и велел он позвать к себе Турина, и сказал ему, что Морвен шлет своему сыну бесценный доспех, сокровище его отцов.
– Прими ныне Драконью Голову Севера, – сказал он отроку, – а когда настанет тебе время надеть его, носи с честью.
Но Турин был еще слишком мал и не мог даже поднять шлема, и не обратил на него внимания, ибо тоска томила его.
Турин рос в Дориате, и Мелиан заботилась о мальчике, хотя