Гроза разразилась над нами шесть лет назад. Когда Марс приблизился к очередному противостоянию, Лавель с Явы отправил в Королевское астрономическое общество послание, от которого затрепетали телеграфные провода, – поразительная информация гласила, что на Марсе произошел колоссальный выброс раскаленного газа. Это случилось двенадцатого числа ближе к полуночи; спектроскоп, к которому тут же прибег Лавель, показал, что к Земле с невероятной скоростью движется пылающее газообразное облако, состоящее главным образом из водорода. Этот поток огня перестал быть видимым около четверти первого. Лавель сравнил его с колоссальной струей пламени, внезапно и яростно вырвавшейся из планеты, «как раскаленные газы вылетают из ствола орудия».
Это была на редкость точная фраза. И все же на следующий день в газетах не появилось никаких сообщений об этом, за исключением маленькой заметки в «Дейли телеграф», поэтому мир остался в неведении относительно самой серьезной из всех опасностей, когда-либо угрожавших человеческой расе. Я тоже мог бы не услышать об этом выбросе, если бы не встретился в Оттершо с известным астрономом Оугилви. Он был до крайности взволнован сообщением и от избытка чувств пригласил меня провести ночь в обсерватории, чередуясь с ним в наблюдениях за красной планетой.
Несмотря на все, что последовало с той поры, я по сей день очень ясно помню то ночное бдение: черная, безмолвная обсерватория, затененная лампа в углу, бросающая слабый свет на пол, мерное тиканье часового механизма телескопа, узкая щель в куполе – продолговатое окно в бездну, запорошенное звездной пылью. В темноте невидимо, но явственно слышимо перемещался Оугилви. Посмотрев в телескоп, можно было увидеть кружок глубокой синевы и плававшую в нем маленькую круглую планету. Она казалась такой крохотной, такой яркой, маленькой и спокойной – ее пересекали едва заметные поперечные полосы, а сам диск был слегка приплюснут и потому не производил впечатления идеальной окружности. Планета была очень мала, и от нее исходило теплое серебряное сияние – ну просто булавочная головка света! Она словно бы немного дрожала, но на самом деле это вибрировал телескоп, потому что в нем работал часовой механизм, державший планету в поле видимости.
Пока я наблюдал, звездочка то уменьшалась, то увеличивалась, то приближалась, то удалялась, но это было просто потому, что мой глаз устал. Нас отделяли от нее сорок миллионов миль – больше сорока миллионов миль пустоты. Немногие могут представить себе всю необъятность той бездны, в которой плавают пылинки материальной Вселенной.
Вблизи планеты, я помню, были три маленькие светящиеся точки, три звезды, видимые только в телескоп, бесконечно удаленные, а вокруг – неизмеримый мрак пустого пространства. Вы хорошо знаете, как выглядит эта черная бездна в морозную звездную ночь. В телескоп она кажется куда более глубокой. И невидимо для